Бомжи (так все их называли), перед тем как появилась Алегра, тут на полу ночевали. Можете представить, как выглядел «вечный пластик» после того, как они убрались? Можете представить, как выглядела искрошившаяся от времени нержавейка? Это было загаженное помещение в форме куба. По углам лежали горы грязи и отбросов. Посреди возвышалась груда вшивых одеял — постель Бездомных. А пластиковую панель окна покрывала сеть царапин. Но не таким это помещение рисовалось телепату, живущему на галлюциногенах.На стук Ратлита дверь открыла классическая красавица.В нос мне ударил запах наркотиков.— Входите, — пригласила она. Звуку ее голоса вторила симфоническая музыка — настоящая сложная композиция. — Что ты там тащишь, Вим? Ого, да это золотистый!И передо мной промелькнул желтый вихрь ее одежд.— Опусти его, положи на пол. Давай-ка посмотрим, что с ним случилось!Мне показалось, что на меня уставились сотни глаз, смотровых щелей, сверкающих линз...Я опустил тело на диванчик в углу.— Ох-х-х-х-х! — выдохнула Алегра.И золотистый застыл на оранжевых шелковых подушках, словно баржа, натолкнувшаяся на мель. А вокруг пели флейты и звенели литавры.— Где вы нашли его? — шепотом спросила хозяйка, повернувшись к нам. Лицо ее напоминало маску слоновой кости.Мы смотрели на тело золотистого, словно на мерцающую баржу, которая скользила по искрящемуся оранжевому сиропу между оранжевых утесов подушек в сотне футов внизу.— Мы подобрали его на улице, — стал объяснять Ратлит. — Вим решил, что он пьян. Но от него не пахнет спиртным.— Он смеялся? — спросила Алегра.Смех тихим гулким эхом прокатился где-то внизу среди оранжевых скал.— Точно, — кивнул Ратлит. — Как раз перед тем, как упасть.— Тогда, скорее всего, он из экспедиции Ап-дока. Они прибыли на Пересадочную Станцию совсем недавно.Москиты набросились на нас, вылетев из сырых зарослей вай. Насекомые кружили в листве. Они задевали листья, и на нас падали капли росы, прозрачные, как стекло. А где-то у подножия пальм по светлой, журчащей реке плыла баржа.— Все верно, — наконец заговорил я, прикрыв веки, чтобы избавиться от наваждения, становившегося все реальнее и реальнее. — Я совсем забыл о них.— Что это за экспедиция? (Казалось, каждое слово Ратлита облаком пара слетает с губ.) Видно, я все пропустил, — продолжал мальчишка. — Расскажите мне. Откуда они вернулись?Неожиданно пошел снег, и баржа, словно по мановению волшебной палочки, очутилась у самого горизонта.— Ты ничего не слышал об экспедиции Ап-дока? — удивилась Алегра.Баржа неожиданно, скачком, оказалась намного ближе, словно не желала исчезать за горизонтом, а собиралась оставаться постоянной, недостижимой целью. Белый цвет плавно перетекал в черный, и лишь баржа казалась единственным светлым пятном, мерцающим во тьме галактической ночи.— Ап-док решил побывать в самой далекой галактике, — объяснил я Ратлиту. — Они вернулись на этой неделе.— И все оказались больными, — прибавила Алегра.Я замолчал, так как изо всех сил сжал пальцы, чтобы заглушить неожиданно обрушившуюся на меня боль.— Они все оказались больными... — повторил я следом за Алегрой.Мне показалось, что мои глаза вот-вот лопнут от жара лихорадки. Я начал сползать на пол. Мой рот широко раскрылся... Собственный язык, когда я прикоснулся им к губам, напоминал кусок картона.Ратлит закашлялся.— Ну, ладно, Алегра. Тогда надо унести его отсюда... А ты не слишком сгущаешь краски?— Мне ужасно жаль, Ратлит, но все именно так и есть.Холодная вода. Тошнота отступила. Все вокруг стало прекрасным (мне это не описать). Прекрасным до жути.— Так или иначе, они вернулись и принесли с собой какую-то болезнь, — продолжала Алегра. — Очевидно, она незаразна, но все участники экспедиции каждые несколько дней неожиданно теряют сознание. Этому предшествует припадок истерического смеха. И никто с этим ничего не может поделать. К тому же, судя по всему, на самих золотистых эта болезнь никак не повлияла.Ратлит засмеялся, но потом смолк и неожиданно спросил:— А сколько времени они находятся в отключке?— Всего несколько часов, — ответила Алегра. — Забавное заболевание.Я почувствовал сильный зуд во всех местах, до которых было не дотянуться: под лопатками, где-то в глубине ушной раковины, в гортани. Вы никогда не пытались почесать пальцем себе в гортани?— Что же нам делать-то? — вздохнул Ратлит. — Сидеть и ждать?— Мы можем о чем-нибудь поболтать, — с готовностью предложила Алегра. — Кажется, мне говорили, что обморок золотистых длится не слишком долго.Наверное, она говорила эту фразу сотни лет.— Хорошо, — согласился Ратлит. — Мне ведь нравится болтать с тобой. Именно из-за этого я явился сюда в первый раз, когда мы еще не были...— Отлично! — обрадовалась Алегра. — Люблю болтать... Я хотела бы рассказать вам о любви. Любви к кому-нибудь...Ужасная конвульсия скрутила мой желудок. Казалось, все его содержимое подкатило к горлу и вот-вот выплеснется наружу.— ...я имею в виду настоящую любовь...Еще чуть-чуть и тело забьется в предсмертной агонии.— ...кого вы хотели бы неотрывно связать с собой, а не о сексуальном влечении, которое вы ощущаете, даже толком не познакомившись с объектом ваших вожделений. Образ тех, с кем вы хотите связать свою жизнь, должен быть связан с образом вашего воображаемого идеала. И при этом вы и ваша возлюбленная или возлюбленный должны стараться поступать так, чтобы эта связь не разрывалась, а становилась все крепче...И сквозь волну нежности, разом смывшую всю боль, прозвучал голос Ратлита. Каждое его слово было драгоценным камешком, из которых он выкладывал вокруг себя удивительную мозаику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27