Мы оба подивились этой случайной встрече, и наместник отбыл в селение Ида. Мое внимание привлекли здешние бамбуковые ограды с необычным плетением, и я сложила: Я хотела забытьо превратностях бренного мира,но настали зима -и бамбуковым частоколомподнялись заботы, тревоги… * * *
Наступил Новый год, меня все сильнее тянуло назад, в столицу, но еще держались сильные холода, все говорили, что в такое время ехать морем опасно, я и сама боялась морской дороги, но в конце второй луны все-таки решила: «Нора!» Узнав, что я собираюсь в путь, наместник опять пожаловал в Эду, снова слагал со мной стихи-цепочки, а на прощание даже преподнес мне щедрые подарки на память, — наверное, потому, что знал, что я состою в родстве с госпожой Комати, у которой бывал в Камакуре, — у нее в доме жила дочь сёгуна, принцесса Накацукаса, а наместник состоял ее воспитателем…Когда я добралась до селения Эбара, в краю Биттю, сакура уже была в полном цвету. Я отломила ветку, отдала ее моему провожатому и попросила передать наместнику Хиросаве.Вместе с веткой я послала стихотворение: Горных вишен цветы!Даже если преградою встанетмежду нами туман,обо мне дуновенье ветрапусть напомнит благоуханьем… Наместник прислал ответ, хотя, чтобы доставить письмо, нарочному понадобилось дна дня пути… Я цветы сохраню,и так же останутся в сердцелепестки ваших слои.Лишь одно сожаленья достойно -той беседы прискорбная краткость… * * *
На пути в столицу я посетила храм Кибицу. Это очень причудливое строение, больше похожее на усадьбу, чем на храм, внутреннее убранство тоже напоминает скорее жилые покои. Это производит несколько странное впечатление…Дни стали длиннее, ветры улеглись, и вскоре я вернулась в столицу.На сей раз на мою долю выпало поистине странное приключение! Что было бы, если б не приехал наместник? Сколько бы я ни твердила, что этот самурай из Вати вовсе не мой хозяин, а я не его служанка, кто бы за меня заступился? Какая ужасная участь, быть может, меня ожидала!… Воспоминание об этом охладило мою страсть к паломничеству, я не решалась отправиться в новое странствие и надолго поселилась в столице.
* * *
Когда я спросила, что нового случилось в столице в мое отсутствие, мне рассказали, что больна государыня, захворала еще в самом начале года. «Что с ней?» — встревожилась я в душе, но мне не у кого было расспросить о больной, и только от совсем посторонних людей я узнала, что она безнадежна и поэтому ей пришлось покинуть дворец, переехать в загородную усадьбу Фусими. «Ничто в мире не долговечно — это старая истина, — подумала я, услыхав эту новость. — Но все-таки почему она вынуждена покинуть дворец — свой дом, с которым сроднилась, где прожила жизнь? Ведь она восседала рядом с Украшенным всеми десятью добродетелями, днем помогала ему управлять государством, ночи проводила в его опочивальне, казалось бы, в час кончины ей должны оказывать такие же почести, как государю! Почему же так обошлись с ней?» Пи пока в голове моей теснились такие мысли, поднялся переполох: «Скончалась!»В ту пору я жила в столице неподалеку от дворца Фусими и пошла туда, повинуясь безотчетному желанию увидеть, что происходит. Первой покидала дворец дочь покойной, государыня Югимонъин, двое самураев дворцовой стражи подали для нее карету. Правый министр Кинхира Сайондзи тоже, как видно, находился здесь, потому что я слышала, как стражники переговаривались: «Министр тоже сейчас отбудет!» Но прежде всего они торопились отправить государыню. Я видела, как подали ей карету, но йотом опять последовало приказание повременить, и карета отъехала — государыня снова прошла назад, во дворец. Гак повторялось несколько раз. Я понимала горе государыни, навеки разлучившейся с покойной матерью, и мне было жаль ее от души. Кругом собралось много народа, пользуясь этим, я подошла близко к карете и услышала, как люди говорили: «Нам казалось, государыня уже совсем уезжает, а она вдруг опять пошла во дворец…» А когда, в конце концов, государыня села в карету, ее облик выражал столь великое горе, что даже посторонние люди невольно заплакали с нею вместе, и все, кто слышал рассказ об этом, тоже пролили слезы.У покойной государыни было много детей, но все они умерли во младенчестве, осталась только государыня Югимонъин, неудивительно, что мать и дочь любили друг друга особенно нежно. Теперь я сама воочию убедилась в этом, и мне казалось, что горе государыни было сродни тому, что пришлось пережить мне. ничтожной, когда я в давно минувшие годы схоронила отца. «Если бы я по-прежнему служила во дворце, какие чувства владели бы мной в эти минуты?» — думала я. глядя на похоронную процессию — последний выезд в этом мире императрицы, супруги государя Го-Фукакусы. Удивительна мысль,что всесильную императрицудовелось пережитьмне, ничтожнейшей из ничтожных.уж не сон ли, но наважденье? * * *
Заупокойную службу служили в загородной усадьбе Фусими, я слыхала, что присутствовали и государь, и государыня Югимонъин. и хорошо представляла себе их скорбь, но с тех нор, как не стало человека, служившего посредником между мною и государем, я лишилась всякой возможности поведать ему и его дочери о том. как искренне соболезную их горю; мне оставалось лишь молча скорбеть душой. Так жила я, в одиночестве встречая утро и вечер, а тем временем — кажется, это было в шестую луну того же года, — разнеслась весть, что государь Го-Фукакуса болен. Говорили, что у него лихорадка, и пока я вне себя от тревоги, со дня на день ждала вести, что болезнь миновала, мне сказали, что больному, напротив, с каждым днем становится хуже и во дворце уже возносят моления богу Эмме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85