Я осталась там и завершила переписку первой половины — двадцати свитков, — сутры Высшей мудрости. Эти свитки я преподнесла святилищу при могиле принца и в начале седьмой луны вернулась в столицу.Миновал ровно год со дня смерти государя. Я посетила его могилу в селении Фукакуса и оттуда прошла к дворцу Фусими. Там уже началось богослужение. По поручению сына покойного, прежнего императора Фусими, служил епископ Тюгэн, настоятель храма Каменного Источника, Сякусэн. Я слышала, как он читал сутру, собственноручно переписанную государем Фусими на обороте бумаг, оставшихся после покойного государя, и с болью душевной думала, что сын скорбит о покойном отце так же сильно, как я. Затем продолжалась служба от имени государыни Югимонъин, ее вел преподобный Кэнки, он тоже читал сутру, написанную на обороте рукописей покойного. Эти службы с особой силой запечатлелись в моем сердце.Сегодня истекал срок траура, мне было больно при этой мысли, горе сжимало сердце. Служба уже кончилась, а я все стояла на коленях посреди двора и, хотя день выдался мучительно жаркий, совсем не ощущала зноя. Все разъехались, один за другим, двор опустел, и я осталась одна наедине с моей скорбью. Никогда, никогдане высохнут слезы разлукина моем рукаве,хоть известно мне, что сегоднязавершается поминовенье!… Я видела, как оба государя, отец и сын, Фусими и Го-Фусими, склонились перед изображением покойного государя, установленным в молитвенном зале. Одежды государя Фусими были особенно густого, темного цвета. «Неужели вавтра он снимет траур?» — с горечью подумала я. Прибыл также супруг государыни Югимонъин, прежний император Го-Уда, и тоже прошел в молитвенный зал, где находилось августейшее семейство. Да, род государя не угас, продолжал процветать, и это было прекрасно!
* * *
Примерно в это же время захворал государь-инок Ка-мэяма. Все ждали, что он скоро поправится, недуг был неопасный, государь Камэяма и всегда-то прихварывал, однако вскоре разнеслась весть, что больной безнадежен и уже отбыл во дворец Сага. Несчастья сыпались одно за другим: в прошлом году — смерть государя, в этом году — болезнь его брата, и, хотя не в моих силах было чем-нибудь тут помочь, все же я была глубоко огорчена.Я дала обет завершить в этом году списки последних двадцати глав сутры Высшей мудрости, давно уже решив, что закончу мой труд в храмах Кумано, я хотела отправиться туда, пока еще не наступили сильные холода, и в десятый день девятой луны — Долгого месяца, — пустилась в дорогу. Зная, что государь Камэяма все еще болен, и притом — тяжело, я, конечно, тревожилась, но все же далеко не так сильно, как в прошлом году, когда смертельно заболел государь Го-Фукакуса. Наверное, это было грешно — ведь святой закон не велит делить людей на любимых и нелюбимых…В Кумано я поселилась близ водопада Нати — здесь было удобней черпать утром и вечером святую воду — и начала переписывать сутру. С каждым днем все сильнее дули ветры с горных вершин, а брызги водопада, шумевшего рядом, казалось, сливались с потоками моих слез. Беспредельно очарование сего священного края! Почему же никтохоть вчуже не спросит с участьем:«Сколько плакала ты,безутешна от тяжкой утраты,если так рукава промочила?…» У меня больше не сохранилось ни зеркала, ни прибора для туши, оставленных мне на память отцом и матерью. Я все продала ради служения богам; наверное, мое усердие оказалось угодным богу Кумано, потому что кисть бежала легко, труд спорился, до завершения оставалось уже немного. Пришло время покинуть Кумано, но мне было жаль расставаться с этими святыми местами, и я всю ночь провела в молитвах. На рассвете я слегка задремала, и мне привиделся сон.…Мне снилось, будто я сижу рядом с покойным отцом; вдруг кто-то объявляет о прибытии государя. Я поднимаю глаза и вижу государя — на нем кафтан из ткани, окрашенной соком хурмы, узор парчи изображает двух птиц, повернутых головами друг к другу; государь как-то странно клонится на правую сторону. Я выхожу из-за занавеса и усаживаюсь напротив, а государь удалился в храм бога Кэцумико и, немного приподняв занавес, улыбается, и так весел… Опять слышится голос: «Пожаловала государыня Югимонъин!», и я вижу ее сидящей за занавесом в храме бога Мусуби, в простом наряде, на ней всего лишь косодэ и белые хакама; государыня приподнимает до половины занавес, достает два белых косодэ и подает мне.— Мне так жаль, что тебе пришлось расстаться с памятными подарками матери и отца… — говорит она. — Вот, возьми взамен эти косодэ!Я беру ее дар, возвращаюсь на свое место и говорю отцу:— Как же так, ведь он украшен всеми Десятью добродетелями… По какой же причине, унаследованной из былых воплощений, стал он таким калекой, что не может держаться прямо?— Это оттого, что с одной стороны у него нарыв… — отвечает мне дух отца. — А нарыв этот означает, что под властью государя много таких, как мы с тобой, неразумных смертных людей, и он всех их жалеет и лелеет… Так что вовсе не по своей вине он не может держаться прямо…Я опять взглянула на государя и вижу, что он все так же ласково улыбается.— Подойди поближе! — говорит он. Я встаю, опускаюсь перед ним на колени, и он подает мне две ветки — стволы у них обструганы добела, как палочки для еды, а на кончиках — по два листочка дерева наги [144]……На этом я открыла глаза. Как раз в это время началась служба в храме Нейрин. Безотчетным движением проведя рукой по полу рядом с собой, я внезапно нащупала какой-то предмет — это оказался веер на каркасе из кипарисовых спиц. Поистине чудесной и благостной показалась мне эта находка, ведь лето на дворе давно миновало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85