Война была объявлена.

ЗАСЕДАНИЕ 7. ЗАТМЕНИЕ
1
Предвыборная компания набирала обороты. И чем меньше времени оставалось до дня голосования, тем больше свирепствовал и лютовал Пантов. Казалось бы, прогулявшись по Парижу, он должен был вернуться в город добрым и умиротворенным. Ан нет! Вован никогда ещё не видел своего шефа таким раздраженным и злым. То не так. Это не эдак. Неаронов теперь не перечил, не пускался в споры, а лишь помалкивал, когда Михаил Петрович в очередной раз вымещал на нем свое негодование, выдавал какую-нибудь глупую идею и требовал её немедленного исполнения.
Впрочем, поводы для волнений у Пантова были. Несмотря на усилия Алистратова, который Вовану казался парнем далеко не глупым, но ужасно самонадеянным, рейтинг Пантова в марфинском округе пусть медленно, но все-таки снижался. Даже небольшие денежные компенсации, которые, якобы в результате немыслимых хлопот Пантова, стали регулярно выплачиваться водникам, не помогли привлечь новых избирателей на сторону кандидата от фракции предпринимателей.
Вован понимал, что шеф должен дневать и ночевать в Марфино, как это делал его соперник Сердюков, но в то время как Неаронов челноком носился между думой и избирательным штабом своего шефа, Михаил Петрович разрывался между дочерью спикера и Кляксой. Что у него могло быть общего с последней, Ваван не знал. Да и после той злополучной размолвки, когда икона Иверской Божией Матери исчезла за дверцей депутатского сейфа, он вовсе перестал вмешиваться в личные дела своего патрона. Да и Кляксы сторонился…
И хотя Вован исправно и беспрекословно исполнял все поручения, всем видом показывая, что успехи и неудачи шефа на избирательном фронте, это и его личные успехи и неудачи, в душе он теперь был совершенно иного мнения — пусть уж лучше провалиться. По крайней мере, потеряв депутатский статус, Пантов будет не в силах испортить ему дальнейшую карьеру. Каким-то шестым чувством Вован догадывался: если Пантов победит на выборах и пролезет в новый состав думы, то ему даже работу не придется искать. Уж он-то хорошо знал, Михаил Петрович терпеть не мог, когда о его личной жизни и делах кто-то ведал столько же, сколько он знал сам. Поэтому от свидетелей он избавлялся с отменным усердием и старался, чтобы они больше никогда не попадались ему на глаза. А Вован, для простого смертного, знал очень много и чувствовал, что если Пантов не попытается спрятать его за решетку, то ему в лучшем случае придется уехать из этого города и начинать жизнь с нуля.
Нет, он не хотел переизбрания Пантова на новый срок, но палки в колеса пока не ставил и трудился во благо шефа с полной самоотдачей.
Каждое утро Вован заезжал на полиграфкомбинат, не расписываясь ни в одной ведомости, с молчаливого согласия директора забирал упаковки с подписными листами и развозил по агитаторам. Голодные студенты отлавливали на улицах прохожих, нагло требовали от них поставить подпись на бланке с заголовком «За отмену всеобщей воинской обязанности», затем аккуратно отрывали чуть приклеенную верхнюю часть листа и уже с другим заголовком «Голосуем за кандидата в депутаты М.П.Пантова», привозили подписные листы в избирательный штаб предпринимательской фракции. Кипы липовых бюллетеней загромождали столы и полки, валялись в углах кабинетов и, как казалось Неаронову, не производили никакого впечатления на Романа Алистратова.
Ах, как ревновал Вован имиджмейкера к своему патрону. Ведь не он, как это всегда было прежде, а Алистратов стал правой рукой Пантова. Трудно было согласиться с тем, что все перевернулось с ног на голову и теперь не ему, преданному помощнику, а какому-то выскочке, иногородцу Пантов доверял все свои тайны и секреты. И не за ним, Вовкой Неароновым, а за москвичом Алистратовым чуть ли не след в след ходил бывший дружок Бобан, готовый прикрыть своим телом в любую минуту. А его, Вована, держали только на побегушках.
— Где Алистратов? — кричал порой шеф, выскакивая из своего кабинета в приемную и глядя на Вована, как на своего самого заклятого врага, — Срочно найди и привези мне Алистратова. Бегом, развалина! Одна нога здесь, другая — там. И хотя под рукой у шефа всегда имелся телефон, Неаронову приходилось бросать все и ехать в гостиницу, где уже несколько месяцев проживал имиджмейкер.
Из Марфино поступили вовсе неутешительные новости: сторонники Сердюкова разогнали немногочисленный митинг в поддержку Пантова. Когда ни одного почитателя предпринимательской фракции на площади не осталось, соперники из другого лагеря пригнали поливальную машину, разлили воду и под общий смех жителей городка битых два часа терли щетками и стиральным порошком место, где проходил митинг.
— Вам, Михаил Петрович, нужно срочно отправляться в Марфино, — осмелился заметить Неаронов, положив на стол перед начальником телефонограмму.
— Надо, — не замечая перед собой помощника, упавшим голосом ответил Пантов, — И обязательно надо что-то предпринимать! Только я пока не знаю, что именно.
— А вы попросите Кантону, чтобы он привез в Марфино какую-нибудь французскую знаменитость — актера или певичку. Погуляете по улицам, выступите в клубе, глядишь, ваш рейтинг поползет вверх…
— Певичку, говоришь? — поднял глаза и, как в прежние времена, посмотрел с благодарностью на своего помощника Пантов, — А что? Это — идея. Я ему — икону. Он мне — певичку. Взаимовыгодной обмен.
— А ещё можно пригласить какого-нибудь известного политика из столицы. — Стал развивать свою идею Неаронов, обрадованный тем, что смог произнести на шефа радушное настроение и поменять по отношению к себе гнев на милость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77