ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Я не слышала ее с самого детства. Музыку написал Андре Филидор — лучший шахматист Европы. Его шахматной игрой и композиторским талантом наслаждались философы и короли. Однако вы можете счесть, что его музыка старомодна. После того как Глюк совершил переворот в опере, тяжеловато слушать так много речитатива…
— Мы никогда раньше не были в опере, мадам, — вмешалась Валентина.
— Никогда не слышали оперу! — громко воскликнула Жермен. — Невозможно! Где же ваша семья держала вас?
— В монастыре, мадам, — вежливо ответила Мирей. Светская львица на мгновение уставилась на нее, словно никогда не слышала о монастырях. Затем она повернулась и посмотрела на Талейрана.
— Я вижу, есть вещи, которые вы не потрудились мне объяснить, мой друг. Знай я, что воспитанницы Давида росли в монастыре, я едва ли выбрала бы оперу вроде «Тома Джонса». — Она снова повернулась к Мирей и добавила: — Надеюсь, она не повергнет вас в смущение. Это английская история о незаконнорожденном ребенке.
— Лучше привить им мораль, пока они еще молоды, — засмеялся Талейран.
— Истинная правда, — проговорила Жермен сквозь зубы. — С таким наставником, как епископом Отенский, учеба определенно пойдет впрок.
Мадам повернулась к сцене, поскольку уже поднимали занавес.
— Я думаю, это был самый восхитительный опыт в моей жизни, — говорила Валентина после возвращения из оперы.
Она сидела на мягком абиссинском ковре в кабинете Талейрана, наблюдая за языками пламени через каминную решетку.
Талейран вольготно устроился в большом кресле, обитом синим шелком, ногами он упирался в тахту. Мирей стояла чуть поодаль и глядела на огонь.
— И коньяк мы пьем тоже впервые, — добавила Валентина-
— Ну, вам еще только шестнадцать, — сказал Талейран, вдыхая коньячный аромат и делая глоток. — Вам еще многое предстоит познать.
— Сколько вам лет, монсеньор Талейран? — спросила Валентина.
— Это бестактный вопрос, — произнесла Мирей со своего места у камина. — Тебе не следует спрашивать людей об их возрасте.
— Пожалуйста, зовите меня Морис, — сказал Талейран. — Мне тридцать семь лет, но, когда вы называете меня «монсеньор», я чувствую себя девяностолетним. Скажите, как вам понравилась Жермен?
— Мадам де Сталь была очаровательна, — сказала Мирей, ее рыжие волосы пламенели на фоне огня в камине.
— Это правда, что она ваша любовница? — спросила Валентина.
— Валентина! — закричала Мирей, но Талейран разразился хохотом.
— Ты прелесть! — сказал он и взъерошил волосы Валентины, прижавшейся к его колену. Для Мирей он добавил: — Ваша кузина, мадемуазель, свободна от всего показного, что так утомляет в парижском обществе. Ее вопросы вовсе не обижают меня, напротив, я нахожу их свежими и… бодрящими. Я считаю, что последние несколько недель, когда я наряжал вас и сопровождал по Парижу, были утешением, которое смягчило горечь моего природного цинизма. Но кто сказал вам, Валентина, что мадам де Сталь — моя любовница?
— Я слышала это от слуг, монсеньор, я имею в виду, дядя Морис. Это правда?
— Нет, моя дорогая. Это неправда. Больше нет. Когда-то мы были любовниками, но сплетни всегда запаздывают во времени. Мы с ней хорошие друзья.
— Возможно, она бросила вас из-за хромой ноги? — предположила Валентина.
— Пресвятая Матерь Божья! — вскричала Мирей. Обычно она не божилась всуе. — Немедленно извинись перед монсеньором. Пожалуйста, простите мою кузину, монсеньор! Она не хотела обидеть вас.
Талейран сидел молча, потрясенный до глубины души. Хотя он сам только что заявил, что не может обижаться на Валентину, однако никто во всей Франции никогда не упоминал о его увечье прилюдно. Трепеща от чувства, которого он не мог определить, Морис взял Валентину за руки, поднял и усадил рядом с собой на тахту. Он нежно обвил ее руками и прижал к себе.
— Мне очень жаль, дядя Морис, — сказала Валентина. Она трепетно коснулась рукой его щеки и улыбнулась ему. — Мне раньше никогда не приходилось видеть настоящих физических недостатков. Я хотела бы взглянуть на вашу ногу — в познавательных целях.
Мирей застонала. Талейран уставился на Валентину, не веря своим ушам. Она схватила его за руку, словно пыталась придать ему решимости. Некоторое время спустя епископ мрачно произнес:
— Ладно. Если хочешь…
Превозмогая боль, он согнул ногу и снял тяжелый стальной ботинок, который фиксировал ее таким образом, чтобы он мог ходить.
Валентина пристально изучала увечную конечность в тусклом свете камина. Нога была безобразно вывернута, ступня так искривлена, что пальцы были подвернуты вниз. Сверху она действительно напоминала копыто. Валентина подняла ногу, склонилась над ней и быстро поцеловала ступню. Оглушенный Талейран, не двигаясь, сидел в кресле.
— Бедная нога! — пробормотала Валентина. — Ты так много и незаслуженно страдала.
Талейран потянулся к девушке. Он наклонился к ее лицу и легонько поцеловал в губы. На мгновение его золотистые кудри и ее белокурые переплелись в свете огня.
— Ты единственная, кто когда-либо обращался к моей ноге,—сказал он с улыбкой. — Ты сделала ее очень счастливой.
Когда он повернул ангельски красивое лицо к Валентине и золотые кудри засияли в свете пламени, Мирей совершенно забыла, что перед ней человек, который почти что в одиночку безжалостно уничтожил католическую церковь во Франции. Человек, который ищет шахматы Монглана, чтобы завладеть ими.
Свечи в кабинете Талейрана сгорели почти полностью. В угасающем свете камина углы большой комнаты были погружены в тень. Взглянув на бронзовые часы, стоявшие на каминной полке, Талейран заметил, что уже третий час ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225
— Мы никогда раньше не были в опере, мадам, — вмешалась Валентина.
— Никогда не слышали оперу! — громко воскликнула Жермен. — Невозможно! Где же ваша семья держала вас?
— В монастыре, мадам, — вежливо ответила Мирей. Светская львица на мгновение уставилась на нее, словно никогда не слышала о монастырях. Затем она повернулась и посмотрела на Талейрана.
— Я вижу, есть вещи, которые вы не потрудились мне объяснить, мой друг. Знай я, что воспитанницы Давида росли в монастыре, я едва ли выбрала бы оперу вроде «Тома Джонса». — Она снова повернулась к Мирей и добавила: — Надеюсь, она не повергнет вас в смущение. Это английская история о незаконнорожденном ребенке.
— Лучше привить им мораль, пока они еще молоды, — засмеялся Талейран.
— Истинная правда, — проговорила Жермен сквозь зубы. — С таким наставником, как епископом Отенский, учеба определенно пойдет впрок.
Мадам повернулась к сцене, поскольку уже поднимали занавес.
— Я думаю, это был самый восхитительный опыт в моей жизни, — говорила Валентина после возвращения из оперы.
Она сидела на мягком абиссинском ковре в кабинете Талейрана, наблюдая за языками пламени через каминную решетку.
Талейран вольготно устроился в большом кресле, обитом синим шелком, ногами он упирался в тахту. Мирей стояла чуть поодаль и глядела на огонь.
— И коньяк мы пьем тоже впервые, — добавила Валентина-
— Ну, вам еще только шестнадцать, — сказал Талейран, вдыхая коньячный аромат и делая глоток. — Вам еще многое предстоит познать.
— Сколько вам лет, монсеньор Талейран? — спросила Валентина.
— Это бестактный вопрос, — произнесла Мирей со своего места у камина. — Тебе не следует спрашивать людей об их возрасте.
— Пожалуйста, зовите меня Морис, — сказал Талейран. — Мне тридцать семь лет, но, когда вы называете меня «монсеньор», я чувствую себя девяностолетним. Скажите, как вам понравилась Жермен?
— Мадам де Сталь была очаровательна, — сказала Мирей, ее рыжие волосы пламенели на фоне огня в камине.
— Это правда, что она ваша любовница? — спросила Валентина.
— Валентина! — закричала Мирей, но Талейран разразился хохотом.
— Ты прелесть! — сказал он и взъерошил волосы Валентины, прижавшейся к его колену. Для Мирей он добавил: — Ваша кузина, мадемуазель, свободна от всего показного, что так утомляет в парижском обществе. Ее вопросы вовсе не обижают меня, напротив, я нахожу их свежими и… бодрящими. Я считаю, что последние несколько недель, когда я наряжал вас и сопровождал по Парижу, были утешением, которое смягчило горечь моего природного цинизма. Но кто сказал вам, Валентина, что мадам де Сталь — моя любовница?
— Я слышала это от слуг, монсеньор, я имею в виду, дядя Морис. Это правда?
— Нет, моя дорогая. Это неправда. Больше нет. Когда-то мы были любовниками, но сплетни всегда запаздывают во времени. Мы с ней хорошие друзья.
— Возможно, она бросила вас из-за хромой ноги? — предположила Валентина.
— Пресвятая Матерь Божья! — вскричала Мирей. Обычно она не божилась всуе. — Немедленно извинись перед монсеньором. Пожалуйста, простите мою кузину, монсеньор! Она не хотела обидеть вас.
Талейран сидел молча, потрясенный до глубины души. Хотя он сам только что заявил, что не может обижаться на Валентину, однако никто во всей Франции никогда не упоминал о его увечье прилюдно. Трепеща от чувства, которого он не мог определить, Морис взял Валентину за руки, поднял и усадил рядом с собой на тахту. Он нежно обвил ее руками и прижал к себе.
— Мне очень жаль, дядя Морис, — сказала Валентина. Она трепетно коснулась рукой его щеки и улыбнулась ему. — Мне раньше никогда не приходилось видеть настоящих физических недостатков. Я хотела бы взглянуть на вашу ногу — в познавательных целях.
Мирей застонала. Талейран уставился на Валентину, не веря своим ушам. Она схватила его за руку, словно пыталась придать ему решимости. Некоторое время спустя епископ мрачно произнес:
— Ладно. Если хочешь…
Превозмогая боль, он согнул ногу и снял тяжелый стальной ботинок, который фиксировал ее таким образом, чтобы он мог ходить.
Валентина пристально изучала увечную конечность в тусклом свете камина. Нога была безобразно вывернута, ступня так искривлена, что пальцы были подвернуты вниз. Сверху она действительно напоминала копыто. Валентина подняла ногу, склонилась над ней и быстро поцеловала ступню. Оглушенный Талейран, не двигаясь, сидел в кресле.
— Бедная нога! — пробормотала Валентина. — Ты так много и незаслуженно страдала.
Талейран потянулся к девушке. Он наклонился к ее лицу и легонько поцеловал в губы. На мгновение его золотистые кудри и ее белокурые переплелись в свете огня.
— Ты единственная, кто когда-либо обращался к моей ноге,—сказал он с улыбкой. — Ты сделала ее очень счастливой.
Когда он повернул ангельски красивое лицо к Валентине и золотые кудри засияли в свете пламени, Мирей совершенно забыла, что перед ней человек, который почти что в одиночку безжалостно уничтожил католическую церковь во Франции. Человек, который ищет шахматы Монглана, чтобы завладеть ими.
Свечи в кабинете Талейрана сгорели почти полностью. В угасающем свете камина углы большой комнаты были погружены в тень. Взглянув на бронзовые часы, стоявшие на каминной полке, Талейран заметил, что уже третий час ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225