– Ну почему? Это же кульминация.
– Поймать Мэтью и привести к мадам Амино – твоя работа. Ходи регулярно к его берлоге – и он обязательно там вскоре появится. Не пропусти свой шанс. Он, наверное, и представить себе не может, что его разыскивает родная мать.
– Мадам Амино в нетерпении?
– Нет, я ей пока не говорил. Встреча сироты-шторма и матери-причала – оба могут растеряться. При таком раскладе только ты сможешь их свести. Встреться с Мэтью, расскажи ему о тяжелом прошлом матери-причала. Я тоже прочитал записи о Мэтью: такое впечатление, что, пока мать ничего не ведала, сыночек превратился в варвара, или нет, в инопланетянина. Прочитав записи, я даже слезу пустил. Еще немного, и тетка Амино освободит раба. У меня тоже появилась уверенность, что я смогу прожить без хозяина. Хотелось бы, конечно, увидеть драматическую встречу матери и сына, но я терпеть не могу, когда история заканчивается. Даже когда я писал книги, мне было стыдно, что я не могу придумать ничего, кроме счастливой развязки. Короче, я умываю руки.
Все равно не верится, что настоящий Мэтью совсем рядом. Кажется, что герой романа, которым она зачитывалась в Нью-Йорке, вот-вот спрыгнет со страниц эпилога.
Кстати, за этот месяц у Кубитакэ совершенно изменились и голос, и манера одеваться. К нему вернулась бодрость, как будто сидевшие в нем злые духи, наведенные порчей, покинули его тело. Майко показалось, что в его лице снова появилась изящная надменность, которая когда-то была присуща молодому писателю. Какие духовные перемены произойти в нем? Нос Майко пришел в движение.
На самом деле этот месяц Кубитакэ прожил жизнью Индианы Джонса. В этом разбитом ревматизмом Токио даже молодые играют в старость. Для них приключения, идеалы окаменели. Жизнь существует только для того, чтобы уставать. Кубитакэ и сам был таким. Кто-то должен был ему сказать: «Ты видел дурной сон». Кубитакэ никто этого не говорил, он проснулся сам. Мир по ту сторону завершил свой цикл и вернулся на этот берег. Подростки, ставшие стариками, переродятся в маленьких детей. До сих пор Кубитакэ был лишь сторонним наблюдателем в этом мире. Даже если бы он попытался во что-то вмешаться, железная дверь в мир была заперта. Его роль состояла в том, чтобы выслушивать в одиночестве пустую болтовню о недовольстве миром. Мания преследования становилась все сильнее. Но, оказывается, двери в мир открываются очень легко, одним пальцем. И уже слышится царящий в нем шум. И его недовольные вопли сливаются с этим шумом.
Да ничего особенного не произошло. Просто он обошел Токио вдоль и поперек в поисках одного человека. Закинул случай на сковородку, и вот что получилось. Называть это приключением или работой сыщика было бы преувеличением. Он всего лишь убивал время. Когда врываешься внутрь шума, царящего в мире, мир проникает внутрь попавшего в него чужака. Перестают существовать и свои, и чужие. Есть только мир, и больше ничего.
Наблюдая со стороны за бесчисленным количеством прохожих, Кубитакэ стал относиться к ним с некоторым любопытством и даже с симпатией. Для того, кто обычно злится на всех, кроме самого себя, испытывать, хотя бы смутную, симпатию к абсолютно незнакомым людям было чем-то из ряда вон выходящим. Молодой компьютерный прорицатель, дававший расплывчатые ответы, поселил в Кубитакэ пусть слабую, но все-таки веру; парочка, оказавшаяся рядом с ним в китайском ресторане, возродила его почти парализованное любопытство. Сбежавшие из дома девчонки, болтавшиеся вокруг фонтана в Кабуки-тё, вдохнули в молодящегося Кубитакэ немного страсти к приключениям. Страсть к приключениям повела его вслед за красивыми икрами. Саманта! Воплощение беззаботности. Волей случая Кубитакэ пришлось разыграть из себя Длинноногого дядюшку, и вдобавок ко всему Саманта научила его радоваться, выставляя напоказ свое тело, будто принося его в жертву миру. Урасима Таро угадал судьбу Кубитакэ. К тому же именно Урасима Таро косвенный виновник встречи потомка Тайра с геем-иудеем.
Рафаэль, ты рассказал мне о жизни Мэтью своим телом, помог обрести ясность моему сознанию, мгновенно расширил мое видение мира. У меня больше нет необходимости встречаться с Мэтью.
Кубитакэ казалось, что, даже не встречаясь с ним, он знает, как тот живет, какие трудности испытывает, кого любит, что ест. Наверняка, когда Кубитакэ самым невероятным образом убивал время, он подражал токийской жизни Мэтью. Можно даже сказать, что Мэтью жил в его теле. Подражая Мэтью, он должен был бы сказать: «Мир – это я». Эти слова очень подходили маниакальному Кубитакэ.
– Как ты думаешь, где находится берлога Мэтью?
Услышав адрес, Майко была поражена. Всего лишь в пятнадцати минутах от ее дома. Токио, район Тосима, Сугамо. Мэтью жил в конце улицы Дзидзо-дори, недалеко от станции «Косиндзука» линии Аракава. Работа Майко теперь состояла в том, чтобы каждый час звонить Мэтью и, как только он появится дома, стремглав броситься к нему.
К дому-тюленю
Прежде чем вернуться домой, Майко дошла до дверей квартиры Мэтью, следуя указаниям Кубитакэ. Он тоже несколько раз приходил сюда, но Мэтью не заставал. Наверное, хозяин дал название этому зданию в сильном подпитии: дом-тюлень представлял собой ужасно топорную четырехэтажную бетонную коробку. На прикрепленной к почтовому ящику квартиры 301 бумажке было написано катаканой только имя «Мэтью». Поднявшись по металлической винтовой лестнице, ты попадал в темный коридор, по обеим сторонам которого, как в больнице, располагались квартиры. Квартира 301 была в конце коридора. У квартиры 302, что напротив, лежали пачки старых газет, из соседней, 303-й, доносилась странная четырехтоновая музыка, напоминающая извивающихся червей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98