Младенец спал в огромной корзине, окруженный со всех сторон игрушками. Он выглядел точно таким, каким был Кольм в возрасте нескольких недель, и очень походил на малышку Бигги, которой было чуть больше месяца.
Богус уставился на младенца, потому что ему проще было смотреть на него, чем на Тюльпен; хотя что можно разглядеть в такой крохе?
Тюльпен чем-то стукнула в глубине комнаты. Из бельевого шкафчика с выдвижными ящиками она извлекла несколько простыней и подушку; он догадался, что она стелила ему на диване постель.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Зачем ты пришел? — спросила она. — Ты только что посмотрел фильм, да?
— Я и до этого хотел приехать, — сказал он. Когда она, промолчав, продолжила стелить постель, он тупо добавил: — Я получил степень. — Она вскинула на него глаза, потом снова взялась за одеяло. — Я искал работу, — пробормотал он.
— Ну и нашел? — Она взбивала подушку.
— Нет.
Она знаком поманила его от спящего ребенка. На кухне она откупорила бутылку пива ему и налила немного себе.
— Это мне полезно, — пояснила она, протягивая ему стакан. — Чтобы было больше молока.
— Я знаю.
— Ну да, ты же должен знать, — сказала она, играя кончиком пояса, затем спросила: — Чего ты хочешь, Трампер?
Но он не спешил с ответом.
— Ты чувствуешь себя виноватым, да? — спросила она. — Мне это совершенно не нужно. Ты не должен мне ничего, Трампер, кроме того, что у тебя откровенно лежит на сердце… Если только лежит, — добавила она.
— Как ты живешь? — спросил он ее. — Ты ведь не можешь работать, — начал он и замолчал, понимая, что дело не в деньгах. То, что откровенно лежало у него на сердце, так давно кануло в трясину, на краю которой он так долго находился, что теперь казалось невозможным нырнуть и нащупать это.
— Я могу работать, — механически произнесла она, — и я работаю. Я хочу сказать, что я буду. Когда он немного подрастет. Я буду относить его к Мэтью и буду работать полдня. Мэтью сама ждет ребенка…
— Это девушка Ральфа? — спросил он.
— Его жена, — поправила Тюльпен. — Ральф женился на ней.
Трампер понял, что он абсолютно ничего ни о ком не знает.
— Ральф женился? — удивился он.
— Он посылал тебе приглашение, — сказала Тюльпен. — Но ты уже покинул Айову.
Он начал соображать, как много он пропустил. Но Тюльпен устала от его долгих внутренних монологов, и, как он понял, ей надоело его молчание. Он видел из гостиной, как она ложится в постель: она сняла халат и бросила его на пол.
— Если ты еще не забыл, то не должен удивляться тому, что каждые два часа его надо кормить, — сказала она. — Спокойной ночи.
Он пошел в ванную и помочился, не закрывая дверь. Он всегда оставлял дверь в ванную открытой — это была одна из его противных привычек, о которой он запоздало вспомнил. Когда он вышел из ванной, Тюльпен спросила:
— Ну и как твой новый инструмент?
Что это — шутка? Он не знал, что думать.
— С ним все в полном порядке, — ответил он.
— Спокойной ночи, — сказала она, и, когда он на цыпочках прошел в гостиную к своей постели, у него появилось желание стукнуть носком ботинка по стене и разбудить ребенка, только затем, чтобы услышать, как его пронзительный плач наполняет эту пустоту.
Он лег, прислушиваясь к своему дыханию, дыханию Тюльпен и младенца. Спал только младенец.
— Я люблю тебя, Тюльпен, — сказал он.
Ответила, как ему показалось, черепаха в аквариуме, ближайшая к нему: она еще энергичнее зашевелила челюстями.
— Я пришел сюда, потому что хочу тебя, — произнес он.
Но даже рыбка не шевельнулась.
— Ты мне нужна, — сказал он. — Я знаю, что я тебе не нужен, но ты мне нужна.
— Это не совсем так, — отозвалась Тюльпен, но так тихо, что он едва расслышал ее.
Он сел на кушетке.
— Ты выйдешь за меня замуж, Тюльпен?
— Нет, — без заминки ответила она.
— Пожалуйста, — умоляюще произнес он.
На этот раз она немного помолчала, потом снова сказала:
— Нет.
Он надел туфли и встал. Он не мог уйти по-другому, кроме как мимо алькова из аквариумов вокруг ее постели, но когда он приблизился к ней, то увидел, что она сидит на кровати и сердито смотрит на него.
— Господи! — воскликнула она. — Ты что, снова уходишь?
— А что ты хочешь, чтобы я делал?
— Господи, ты что, не знаешь? — возмутилась она. — Тогда я скажу тебе, Трампер, если уж на то пошло. Я пока не готова выйти за тебя замуж, но если ты останешься и немного подождешь, я могу потерпеть и посмотреть, что из этого получится! Если ты хочешь остаться, ты должен остаться, Трампер!
— Хорошо, — сказал он. Он думал, раздеться ему или нет?
— Господи, да разденься же ты, — велела ему Тюльпен.
Он так и сделал, после чего забрался в постель рядом с ней. Она лежала, отвернувшись от него.
— Господи, — пробормотала она.
Он лежал, не касаясь ее, пока она неожиданно не перевернулась на другой бок, не выдернула его руку и не приложила к своей груди.
— Я не хочу заниматься с тобой любовью, — сказала она, — но ты можешь обнять меня… если хочешь.
— Я хочу, — пробормотал он. — Я люблю тебя, Тюльпен.
— Я надеюсь.
— А ты любишь меня?
— Да, Господи, думаю, что да, — сердито ответила она.
Медленно нормальный инстинкт вернулся к нему: он осторожно ласкал ее по всему телу. Он нащупал то место, где ее обрили: оно еще кололось. Когда малыш проснулся в два часа, требуя грудь, Трампер встал раньше нее, принес младенца в кровать и приложил к ее груди.
— Нет, к другой, — поправила она. — Которая налилась сильнее.
— Вот эта?
— Я все перепутала… — И она замолчала, потом тихонько ойкнула, когда ребенок начал сосать.
Трампер навел порядок в своей памяти; он приложил пеленку к неиспользованной груди, вспомнив, что из нее начнет капать, пока малыш будет сосать другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132