Едва он успевает договорить, как Ж.Б… Рана хватает свое ружье и стреляет! Цыпленок разорван пополам и оканчивает свою жизнь в кастрюле. Анг-Таркэ приносит его с триумфом: не так уж часто Бара-сагиб хочет что-нибудь съесть.
Мои носильщики, родом из Дана, обладают сверхъестественным мастерством. Вчетвером они несут меня, как спичку. Один из них, одноглазый, лет около пятидесяти, проявляет по отношению ко мне самую трогательную заботу. На каждом привале он объясняет, что идти осталось совсем немного и что они хорошо знают дорогу.
Вера в их силу и ловкость ободряет меня: если хоть один носильщик споткнется, Ляшеналь или я можем пролететь сотни метров. Подчас носилки наклоняются, и я отчаянно упираюсь коленями и локтями, чтобы не соскользнуть. Когда это не удается, я зову на помощь: подбегает один из шерпов и поддерживает меня.
Эти волнения действуют мне на нервы, и я прошу, чтобы кто-нибудь из шерпов постоянно находился около меня. Для этого выделяется Саркэ, который и остается возле меня на все время. Он подает мне свежую воду и бананы, помогает есть и на каждом привале надувает матрас, чтобы меня не беспокоили лежащие на земле камни. Я так худ, что малейшая неровность причиняет мне боль.
Одну ночь мы проводим около Бандунга, недалеко от огромного водопада. Льет дождь. Лежа в своей палатке, едва замечая атаки муссона, я пытаюсь уснуть. Вспоминается наш кошмарный спуск. Мне кажется, что невозможно вынести столь продолжительную голгофу. Хотя запах моих бинтов у всех вызывает отвращение, не слышно ни одной жалобы. Но сам я зачастую почти теряю сознание.
Рядом со мной спит Ишак, и я тоже наконец забываюсь. Посреди ночи я внезапно просыпаюсь. Абсолютная тьма. Сверхъестественная сила заставляет меня приподняться. Ужасная тоска сжимает мне сердце. Меня охватывает чувство небытия. Мне кажется, что я сейчас умру. В ушах непрерывно раздается оглушительный звон. У меня вырывается крик: "Где я?" Зажигают свет, с колоссальным облегчением я осознаю, что я в палатке, и вспоминаю, что я член экспедиции. Ишак встревожен:
– Черт возьми, что случилось?
Я пытаюсь объяснить ему ужасное ощущение "небытия", только что испытанное мной.
– Должно быть, кошмар, – замечает он.
Тем не менее он не гасит свет и ласково разговаривает со мной, пока я совсем не успокаиваюсь.
На следующее утро я первым делом рассказываю об этом Удо. Он объясняет, что морфий иногда вызывает такую реакцию… С этих пор я уже никогда не отважусь его принимать. Легче перенести самую ужасную боль, чем платить такой ценой за облегчение.
Около Бени мы узнаем, что здесь эпидемия холеры. Приходится обходить деревню, переправляясь по мосту, перекинутому через бурлящую необузданную Гандаку. Этот мост длиной примерно шестьдесят метров, висящий на высоте пятнадцать метров над рекой, причиняет нам немало беспокойства. Он сделан из двух длинных цепей и ржавых искривленных прутьев, поддерживающих старые гнилые доски. Он весь колеблется, и эти колебания могут стать угрожающими. Придется использовать каколе! Первым переправляется Ляшеналь. Он не проходит и нескольких метров, как начинает отчаянно кричать. Шерпы помогают Аджибе, несущему Ляшеналя, отводя прутья, за которые задевают ноги пострадавшего. Когда наступает моя очередь, я стараюсь мужественно перенести это испытание, однако, хотя шерпы отводят прутья и Аджиба идет так осторожно, как только может, качание вызывает у меня тошноту. На противоположной стороне я присоединяюсь к Ляшеналю, и мы вдвоем образуем великолепный дуэт, плача от боли перед смущенными носильщиками.
Ж. Б. Рана намерен пустить свою лошадь вплавь. Связывается несколько нейлоновых веревок, и с противоположного берега все принимаются ее тянуть. Несчастное животное, чуя опасность, героически сопротивляется. Волей-неволей оно оказывается в реке и немедленно исчезает в волнах. Веревку тянут изо всех сил. Время от времени появляются уши, нога или бок… Сейчас выплывет труп! Ничуть не бывало! В нескольких метрах от берега показывается голова, затем лошадь медленно вступает на твердую землю и направляется к нам с олимпийским спокойствием.
Уже поздно. Мы разбиваем лагерь около реки. Но на этой стороне тоже свирепствует холера, и на следующее утро после очередной мучительной процедуры "снимания кожуры" мы поспешно покидаем этот нездоровый район.
Каждый день льет дождь, и по вечерам, когда нам приходится искать убежища, мы клянем и ругаем все на свете. Нам нужен дом, где бы мы могли быть все вместе, где бы у нас было достаточно места, чтобы разобрать вещи, и где бы мы были, наконец, избавлены от раздражающего шума ливня, барабанящего по палатке. Добравшись до маленькой деревушки Кусма, мы попадаем в затруднительное положение. Здесь нет ни одного подходящего дома, и "власти", к которым мы обратились, ведут нас… в пагоду! Мы непринужденно устраиваемся, и вскоре из этого священного места, которое, очевидно, больше не используется, доносится адская какофония песен, не предназначенных для ушей молодых девушек.
Часть членов экспедиции занята расплатой с носильщиками, которые должны возвратиться в Дана, и вербовкой людей для перехода в Тансинг. Шац собирает снаряжение и проверяет груз. Кузи, единодушно избранный поваром, сует свой нос во все открытые контейнеры.
Все неясно. Мы даже не знаем, достанем ли достаточно носильщиков, чтобы выйти на следующий день. Нам сказали, что остается еще пять переходов. В действительности же мы затрачиваем больше десяти дней.
Террай, по обыкновению обуреваемый жаждой деятельности, собирается меня стричь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93