Пожелав нам успеха, большая часть приглашенных уже разошлась. Последний день перед отъездом заканчивается для меня очень поздно.
Я измучен. Нервы напряжены до предела. Напрасно стараюсь уснуть. В течение долгих часов мысленно перебираю все снаряжение, которое мы берем с собой. Не забыто ли что-нибудь важное? Достаточно потерять ящик с кошками Альпинистское снаряжение с зубьями, надеваемое на ботинки для хождения по ледовым склонам. (Примеч. перев.)

, и экспедиция будет сорвана.
Пытаюсь представить себе нашу жизнь в этих неизведанных краях, где не будет многого необходимого.
Сон все не приходит.
В памяти возникает комичная фигура Удо, покрытого потом, барахтающегося среди груды медикаментов в вестибюле Французского альпинистского клуба. Всем ли он будет обеспечен? Не забыл ли что-либо передать ему доктор Карль, получивший богатый опыт в экспедиции 1936 года? Будут ли у Жака все лекарства, нужные для лечения туземцев, все, что необходимо для поддержания престижа "доктора-сагиба"?
А сон по-прежнему не приходит.
Хорошо ли были сделаны прививки Луи Ляшеналю, Гастону Ребюффа и Лионелю Терраю? В порядке ли их документы? Иначе при проезде через Карачи нас могут задержать. Найдем ли мы достаточно надежные накомарники, чтобы защитить себя от малярии?
Я все еще не могу уснуть.
А эти горы, что они собой представляют?
Тукуча лежит на 2500 метрах над уровнем моря, вершины достигают 8000 метров. Перепад в пять с половиной километров, на протяжении которых природа нагромоздила бесчисленные препятствия и опасности.
Хватит ли нам физической и моральной выносливости, товарищеской спайки, чтобы преодолеть влияние высоты со всеми вытекающими последствиями? Не наступит ли преждевременно муссон?
Я не сплю, я не могу уснуть.
Рассвет кладет конец моим тревогам. Последняя ночь на Европейском континенте заканчивается – пора вставать и отправляться в аэропорт Ле-Бурже.

"Острова"

Сразу же после взлета смертельно уставший Удо засыпает. Он будет спать до самого Дели. Время от времени наш доктор приоткрывает один глаз и ворчит: "К черту посадки!" Иногда он спрашивает у Ишака: "Как поживает мой мышонок? Смотри, чтобы он не удрал!"
Этот мышонок – огромная ценность для индийских врачей. Ему привита культура бактерий, чистые образцы которой, необходимые для исследований некоторых разновидностей малярии, уже исчезли из Индии.
Индия! Виднеющаяся сквозь окно самолета панорама вызывает в памяти древний город Мохенджо Даро, нашествие арийцев, храм Веды – этот первый памятник человечества.
Наш посол Даниель Леви со всем составом посольства встречает нас на аэродроме в Паламе и помогает разрешить административные затруднения. Индийские таможенники впервые видят экспедицию, прибывающую по воздуху со всем грузом и оружием.
– Мне нужен список на английском языке всего вашего багажа, с указанием веса, стоимости, размеров…
– Но позвольте, ведь здесь более пятидесяти тысяч наименований!
Не моргнув глазом чиновник продолжает:
– Вам разрешен проезд только транзитом. На обратном пути вам придется снова пройти через таможню с тем же багажом.
– Но ведь в Непале нам надо будет что-то есть! А если мы что-нибудь подарим или потеряем, скажем ружье или палатку?
Очевидно, задача не из легких. Доброжелательно улыбаясь, начальник таможни предлагает:
– Весь этот груз мы можем отправить на склад на все время вашей экспедиции. Не беспокойтесь, никто ничего не тронет.
– Однако… а как же мы?
– Вы можете ехать в Непал. На обратном пути заберете свой багаж!
Положение становится угрожающим.
"Зачем вам Гималаи? – читаю я в глазах таможенника. – Пусть туда ходят богомольцы!"
"Мы тоже богомольцы, – отвечаю я про себя, – мы поклоняемся горам…"
Но я не решаюсь прервать глубокие размышления своего собеседника.
– Ну ладно!.. – Чувствую, что дело улаживается. – В таком случае я задержу также и самолет!
Я оборачиваюсь: не падает ли Лубри в обморок?
Вопрос, конечно, будет разрешен, как разрешаются все вопросы, если не торопишься.
В углу Ишак с трудом сдерживает свой бурный темперамент. Полный мщения, он рисует череп таможенного чиновника.
– Идеальная геометрическая фигура, однако ее трудно выразить уравнением! – шепчет ему Кузи.
После двухдневных переговоров таможенные затруднения разрешены, и мы выгружаемся на вокзале Олд-Дели Олд-Дели – старый город, Нью-Дели – новая административная столица

.
Это нелегкая работа. Дело происходит ночью. Тускло освещены мрачные фасады лавчонок; ацетиленовые фонари с их ярким, ослепляющим светом, мигающие и коптящие масляные светильники освещают прохожих, отбрасывая фантастические тени. От тошнотворных запахов меня мутит. Повсюду адский шум. Еле увертываешься от многочисленных Тонга Велорикши

.
На вокзале среди невообразимого хаоса нахожу взмыленного Щаца. Взгромоздившись на гору ящиков, он кричит на человек сорок носильщиков. У некоторых из них кроваво-красные зубы – результат продолжительного жевания бетеля. Профессия их видна по красным тюрбанам и по бляхам, болтающимся на потрескавшихся кожаных ремнях.
– Девять, десять анна В рупии 16 анна. В 1950 г. рупия равнялась 74 франкам

! О'кей! Это тебе!.. Стой… ты ведь уже был? Быстрее, следующий!..
Кругом кромешная тьма. Шац совсем запарился: "Как! Тебе этого мало?" Носильщики кричат, жестикулируют. Короче говоря, нужно уступать.
– Три анна! – кричит Шац, мобилизуя все свои познания в хинди. Едва уплата окончена, как шумовой концерт возобновляется с новой силой. – Они требуют бакшиш (на чай), – объясняет мне совершенно обескураженный Шац, – идем скорее отсюда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93