Вошел паренек лет семнадцати в щегольском камзоле, с голубой лентой, повязанной вокруг шеи, - не кто иной, как наш друг Том Биллингс. Под мышкой он нес предназначенные для графа панталоны. Никакого благоговейного трепета он, судя по всему, не испытывал; и, войдя, устремил на его сиятельство любопытный и дерзкий взгляд. Точно так же оглядел он затем и капеллана, после чего весело кивнул ему, как старому знакомому.
- Где я мог видеть этого паренька? - сказал отец О'Флаэрти. - А-а, вспомнил. Вы, кажется, вчера были в Тайберне, мой юный друг?
Мистер Биллингс важно кивнул головой.
- Я ни одной казни не пропускаю, - сказал он.
- Истинно турецкий вкус! А скажите, сэр, вы это делаете ради удовольствия или по надобности?
- По надобности? Какая же тут может быть надобность?
- Ну, скажем, вы желаете обучиться ремеслу, или же кто-то из ваших родичей подвергался этой процедуре.
- Мои родичи не из таких, - гордо возразил мистер Биллингс, глянув прямо в глаза графу. - Пусть я теперь всего лишь портной, но мой отец дворянин и ничем не хуже его милости; ведь его милость - это он, а вовсе не вы; вы - папистский священник, вот кто; и мы вчера не прочь были приласкать ваше преподобие горстью протестантских камней.
Граф несколько повеселел; ему приятно было, что у аббата сделался встревоженный и даже глуповатый вид.
- Что с вами аббат, вы побледнели как мел, - сказал он.
- Не так уж приятно быть насмерть забитым камнями, милорд, - возразил аббат, - тем более за доброе дело. Ведь я хотел облегчить последние минуты бедняге-ирландцу, спасшему меня, когда я находился в плену во Фландрии; если бы не он, Мальборо повесил бы меня точно так же, как вчера повесили самого беднягу Макшейна.
- Разрази меня бог! - воскликнул граф, оживившись. - А я-то все думал, почему мне так знакома показалась физиономия грабителя, отнявшего мой кошелек на Блекхитской дороге. Теперь понятно: он был секундантом у негодяя, с которым я здесь дрался на дуэли в году тысяча семьсот шестом.
- На поле за Монтегю-Хаус, а противника звали майор Вуд, - подхватил мистер Биллингс. - Мне это все известно. - И он посмотрел на графа еще более многозначительно.
- Вам? - в крайнем изумлении воскликнул граф. - А вы кто такой, черт побери?
- Моя фамилия Биллингс.
- Биллингс? - переспросил граф.
- Я из Уорикшира, - продолжал Биллингс.
- Вот как!
- Родился в городе Бирмингеме.
- Скажите на милость!
- Фамилия моей матери была Холл, - продолжал вещать мистер Биллингс. Меня отдали на воспитание в семью Джона Биллингса, деревенского кузнеца, а отец мой сбежал. Теперь вам ясно, кто я такой?
- Весьма сожалею, мистер Биллингс, - отозвался граф. - Весьма сожалею, но мне и теперь не ясно.
- Так знайте же, милорд, вы - мой отец!
Произнеся эти слова, мистер Биллингс с театральной торжественностью шагнул вперед и, отшвырнув панталоны, доставить которые он был послан, раскрыл широко объятия и замер, нимало не сомневаясь, что граф тотчас же вскочит с постели и поспешит прижать его к сердцу. Таково наивное заблуждение, знакомое, вероятно, многим отцам семейств по собственным детям: ни в грош не ставя родителей, они, однако же, непоколебимо убеждены в обязанности последних любить их и пестовать. Граф и впрямь сделал движение, но не к нему, а от него и, ухватясь за сонетку, стал дергать ее с перепуганным видом.
- Назад, любезный! Назад! Пусть даже я ваш отец - так что же, вы меня уморить хотите? Боже мой, как от него разит табаком и джином. Нет, не отворачивайтесь, дружок, сядьте, но только на приличном расстоянии. Эй, Ла-Роз! Побрызгай его одеколоном и принеси чашку кофе. Ну вот, теперь можете продолжать свой рассказ. Разрази меня бог, дорогой аббат, я не удивлюсь, если мальчик говорит правду.
- Коль скоро разговор пойдет о семейных делах, мне, пожалуй, лучше удалиться, - сказал отец О'Флаэрти.
- Нет, нет, ради бога, не оставляйте меня с ним одного! Я этого не перенесу. Ну, мистер... э-э... как бишь вас? Прошу, рассказывайте дальше.
Мистер Биллингс испытывал горчайшее разочарование; они с маменькой заранее сошлись на том, что, стоит ему показаться графу на глаза, он тотчас же будет узнан, признан и, быть может, даже объявлен наследником титула и состояния; и, обманувшись в своих ожиданиях, он с мрачным видом рассказал многое из того, что в подробностях уже хорошо известно читателю.
Граф спросил, как зовут его мать, и названное имя разом вернуло ему память.
- А! Так ты, стало быть, сын маленькой Кэт! - молвил его сиятельство. Премилая была плутовочка, аббат, клянусь небом, но нрав - тигрица, сущая тигрица. Я теперь все припомнил. Она небольшого роста, эдакая бойкая смуглянка, с вострым носиком и густыми черными бровями, верно я говорю? Да, да, как же, - продолжал граф, - помню, отлично помню. Я ее повстречал в Бирмингеме; она была горничной у леди Триппет, верно?
- Ничуть не верно, - с запальчивостью возразил мистер Биллингс. - Ее тетка содержала трактир "Охотничий Рог" в Уолтэме; а вы, милорд, увидели ее там и соблазнили.
- Соблазнил? Ну да. Разрази меня бог, так оно и было. Будь я проклят, если не так. Я ее посадил на своего вороного жеребца и увез, словно... словно Эней свою жену во время осады Рима. Верно, аббат?
- Очень, очень похоже, - сказал аббат. - У вашего сиятельства удивительная память.
- Этим я всегда отличался, - подтвердил граф. - Да, так на чем бишь я остановился - на вороном жеребце? Вот, вот, на вороном жеребце. Итак, я посадил ее на своего вороного жеребца и увез прямехонько в Бирмингем; и там мы с нею день и ночь ворковали, будто два голубка.
- И доворковались, как я понимаю, до мистера Биллингса? - сказал аббат.
- Как это до Биллингса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70