Птицы тучами взмыли с
деревьев, в кустах пищала и разбегалась какая-то живность.
Ральф отнял раковину от губ.
- Вот это да!
Собственный голос показался ему шепотом после оглушающих звуков рога.
Он приложил его к губам, набрал в легкие побольше воздуха и дунул опять.
Загудела та же нота, но Ральф поднатужился, и нота взобралась октавой выше и
стала уже пронзительным, надсадным ревом. Хрюша что-то кричал, лицо у него
сияло, сверкали очки. Вопили птицы, разбегались зверюшки. Потом у Ральфа
перехватило дух, звук сорвался, упал на октаву ниже, вот он споткнулся,
ухнул и, прошуршав по воздуху, замер.
Рог умолк - немой, сверкающий бивень; лицо у Ральфа потемнело от
натуги, а остров звенел от птичьего гомона, от криков эха.
- Его жуть как далеко слыхать.
Ральф отдышался и выпустил целую очередь коротких гудочков.
Вдруг Хрюша заорал:
- Глянь-ка!
Среди пальм ярдах в ста по берегу показался ребенок. Это был светлый
крепыш лет шести, одежда на нем была порвана, а личико перемазано фруктовой
жижей. Он спустил штаны с очевидной целью и не успел как следует натянуть.
Он спрыгнул с пальмовой террасы в песок, и штанишки сползли на щиколотки; он
их перешагнул и затрусил к площадке. Хрюша помог ему вскарабкаться. А Ральф
все дул, и уже в лесу слышались голоса. Мальчуган присел на карточки и снизу
вверх блестящими глазами смотрел на Ральфа. Убедившись, что тот, очевидно,
не просто так развлекается, а занят важным делом, он удовлетворенно сунул в
рот большой палец - единственный оставшийся чистым.
Над ним склонился Хрюша:
- Тебя как звать?
- Джонни.
Хрюша пробормотал имя себе под нос, а потом прокричал Ральфу, но тот и
бровью не повел, потому что все дул и дул. Он упивался мощью и роскошью
извлекаемых звуков, лицо раскраснелось, и рубашка трепыхалась над сердцем.
Крики из лесу приближались.
Берег ожил. Дрожа в горячих струях воздуха, он укрывал вдалеке
множество фигурок; мальчики пробирались к площадке по каленому глухому
песку. Трое малышей не старше Джонни оказались удивительно близко -
объедались в лесу фруктами. Кто-то щуплый и темный, чуть помоложе Хрюши,
выбрался из зарослей и залез на площадку, радостно всем улыбаясь. Шли еще и
еще. По примеру простодушного Джонни садились на поваленные стволы и ждали,
что же дальше. Ральф продолжал выпускать отдельные пронзительные гудки.
Хрюша обходил толпу, спрашивал, как кого зовут, и морщился, запоминая. Дети
отвечали ему с той же готовностью, как отвечали взрослым с мегафонами.
Кое-кто был голый - те держали одежду под мышкой, кто-то был полуодет,
другие даже одеты, в школьных формах, серых, синих, коричневых - кто в
свитерке, кто в курточке. Тут были эмблемы и даже девизы, полосатые гольфы,
фуфаечки. Зеленая тень укрывала головы, головы русые, светлые, черные,
рыжие, пепельные; они перешептывались, лепетали, они во все глаза глядели на
Ральфа. Недоумевали. И ждали.
Дети парами и поодиночке показывались на берегу, выныривая из-за
дрожащего марева. И тогда взгляд сначала притягивался к пляшущему на песке
черному упырю и лишь затем поднимался выше и различал бегущего человека.
Упыри были тени, сжатые отвесным солнцем в узкие лоскутья под торопливыми
ногами. Ральф еще дул в рог, а к площадке над бьющимися черными лоскутьями
уже неслись двое последних. Двое круглоголовых мальчиков с волосами, как
пакля, повалились ничком и, улыбаясь и тяжко дыша, как два пса, смотрели на
Ральфа. Они были близнецы и до того одинаковы, что в это забавное тождество
просто не верилось. Дышали в лад, улыбались в лад, оба здоровые и
коренастые. Губы у близнецов были влажные, на них будто не хватило кожи, и
потому у обоих смазались контуры профиля и не закрывались рты. Хрюша
склонился над ними, сверкая стеклами очков, и между кличами рога слышно
было, как он заучивает имена:
- Эрик, Сэм, Эрик, Сэм.
Скоро он запутался; близнецы трясли головами и тыкали друг в друга
пальцами под общий хохот.
Наконец Ральф перестал дуть и сел, держа рог в руке и уткнувшись
подбородком в коленки. Замерло эхо, а с ним вместе и смех, и настала тишина.
Из-за блестящего марева на берег выползало черное что-то. Ральф первый
увидел это черное и не отрывал от него взгляда, пока все не посмотрели туда
же. Но вот непонятное существо выбралось из-за миражной дымки, и сразу стало
ясно, что чернота на сей раз не только от тени, но еще от одежды. Существо
оказалось отрядом мальчиков, шагавших в ногу в две шеренги и странно, дико
одетых. Шорты, рубашки и прочий скарб они несли под мышкой; но всех украшали
черные квадратные шапочки с серебряными кокардами. От подбородка до
щиколоток каждого укрывал черный плащ с длинным серебряным крестом по груди
слева и наверху с треугольным жабо. От тропической жары, спуска, поисков
пищи и вот этого потного перехода под палящим небом лица у них темно
лоснились, как свежепромытые сливы. Вожак отряда был облачен точно так же,
только кокарда золотая. Ярдах в десяти от площадки его люди по команде
встали, задыхаясь, обливаясь потом, качаясь под нещадными лучами. Сам он
отделился от них, вспрыгнул на площадку в разлетающемся плаще и со света
щурился в почти непроглядную темень.
- Где человек с трубой?
Ральф догадался, что после солнца ему ничего не видно.
- Человека с трубой тут нет. Это всего лишь я.
Мальчик подошел к Ральфу вплотную, сверху глянул на него и скроил
недовольную мину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9