Уильям Голдинг.
Повелитель мух

Пер: Е.А.Суриц
повесть


Глава первая. МОРСКОЙ РОГ
Светловолосый мальчик только что одолел последний спуск со скалы и
теперь пробирался к лагуне. Школьный свитер он снял и волочил за собой,
серая рубашечка на нем взмокла, и волосы налипли на лоб. Шрамом врезавшаяся
в джунгли длинная полоса порушенного леса держала жару, как баня. Он
спотыкался о лианы и стволы, когда какая-то птица желто-красной вспышкой
взметнулась вверх, голося, как ведьма; и на ее крик эхом отозвался другой.
- Эй, - был этот крик, - погоди-ка!
Кусты возле просеки дрогнули, осыпая гремучий град капель.
- Погоди-ка, - сказал голос. - Запутался я.
Светловолосый мальчик остановился и подтянул гольфы автоматическим
жестом, на секунду уподобившим джунгли окрестностям Лондона.
Голос заговорил снова:
- Двинуться не дают, ух и цопкие они!
Тот, кому принадлежал голос, задом выбирался из кустов, с трудом
выдирая у них свою грязную куртку. Пухлые голые ноги коленками застряли в
шипах и были все расцарапаны. Он наклонился, осторожно отцепил шипы и
повернулся. Он был ниже светлого и очень толстый. Сделал шаг, нащупав
безопасную позицию, и глянул сквозь толстые очки.
- А где же дядька, который с мегафоном?
Светлый покачал головой:
- Это остров. Так мне по крайней мере кажется. А там риф. Может, даже
тут вообще взрослых нет.
Толстый оторопел:
- Был же летчик. Правда, не в пассажирском отсеке был, а впереди, в
кабине.
Светлый, сощурясь, озирал риф.
- Ну, а ребята? - не унимался толстый. - Они же, некоторые-то, ведь
спаслись? Ведь же правда? Да ведь?
Светлый мальчик пошел к воде как можно непринужденней. Легко, без
нажима он давал понять толстому, что разговор окончен. Но тот заспешил
следом.
- И взрослых, их тут совсем нету, да?
- Вероятно.
Светлый произнес это мрачно. Но тотчас его одолел восторг сбывшейся
мечты. Он встал на голову посреди просеки и во весь рот улыбался
опрокинутому толстому.
- Без всяких взрослых!
Толстый размышлял с минуту.
- Летчик этот...
Светлый сбросил ноги и сел на распаренную землю.
- Наверно, нас высадил, а сам улетел. Ему тут не сесть. Колеса не
встанут.
- Нас подбили!
- Ну, он-то вернется еще, как миленький!
Толстый покачал головой:
- Мы когда спускались, я - это - в окно смотрел, а там горело. Наш
самолет с другого края горел.
Он блуждал взглядом по просеке.
- Это все от фюзеляжа.
Светлый потянулся рукой и пощупал раскромсанный край ствола. На
мгновенье он заинтересовался:
- А что с ним стало? Куда он делся?
- Волнами сволокло. Ишь, опасно-то как, деревья все переломаты. А ведь
там небось ребята были еще.
Он помолчал немного, потом решился.
- Тебя как звать?
- Ральф.
Толстый ждал, что его в свою очередь спросят об имени, но ему не
предложили знакомиться; светлый мальчик, назвавшийся Ральфом, улыбнулся
рассеянно, встал и снова двинулся к лагуне. Толстый шел за ним по пятам.
- Я вот думаю, тут еще много наших. Ты как - видал кого?
Ральф покачал головой и ускорил шаг. Но наскочил на ветку и с грохотом
шлепнулся.
Толстый стоял рядом и дышал, как паровоз.
- Мне моя тетя не велела бегать, - объяснил он, - потому что у меня
астма.
- Ассы-ма-какассыма?
- Ага. Запыхаюсь я. У меня у одного со всей школы астма, - сказал
толстый не без гордости. - А еще я очки с трех лет ношу.
Он снял очки, протянул Ральфу, моргая и улыбаясь, а потом принялся их
протирать замызганной курткой. Вдруг его расплывчатые черты изменились от
боли и сосредоточенности. Он утер пот со щек и поскорей нацепил очки на нос.
- Фрукты эти...
Он кинул взглядом по просеке.
- Фрукты эти, - сказал он. - Вроде я...
Он поправил очки, метнулся в сторонку и присел на корточки за спутанной
листвой.
- Я сейчас...
Ральф осторожно высвободился и нырнул под ветки. Сопенье толстого
тотчас осталось у него за спиной, и он поспешил к последнему заслону,
отгораживавшему его от берега. Перелез через поваленный ствол и разом
очутился уже не в джунглях.
Берег был весь опушен пальмами. Они стояли, клонились, никли в лучах, а
зеленое оперенье висело в стофутовой выси. Под ними росла жесткая трава,
вспученная вывороченными корнями, валялись гнилые кокосы и то тут, то там
пробивались новорожденные ростки. Сзади была тьма леса и светлый проем
просеки. Ральф замер, забыв руку на сером стволе, и щурясь смотрел на
сверкающую воду. Там, наверное, в расстоянии мили лохматилась у кораллового
рифа белая кипень прибоя и дальше темной синью стлалось открытое море. В
неровной дуге кораллов лагуна лежала тихо, как горное озеро - разнообразно
синее, и тенисто-зеленое, и лиловатое. Полоска песка между пальмовой
террасой и морем убегала тонкой лукой неведомо куда, и только где-то в
бесконечности слева от Ральфа пальмы, вода и берег сливались в одну точку;
и, почти видимая глазу, плавала вокруг жара.
Он соскочил с террасы. Черные ботинки зарылись в песок, его обдало
жаром. Он ощутил тяжесть одежды. Сбросил ботинки, двумя рывками сорвал с
себя гольфы. Снова вспрыгнул на террасу, стянул рубашку, стал среди больших,
как черепа, кокосов, в скользящих зеленых тенях от леса и пальм. Потом
расстегнул змейку на ремне, стащил шорты и трусики и, голый, смотрел на
слепящую воду и берег.
Он был достаточно большой, двенадцать с лишним, чтоб пухлый детский
животик успел подобраться;
1 2 3 4 5 6 7 8 9