Единственный человек, способный делать невозможное.
Этого человека звали Римо Уильямс.
Он уже преодолел все шесть этажей склада, буксируя притихшего и подавленного Джузеппе Бонелли. Внизу двое рабочих вновь укладывали в припаркованный грузовик ящики, наполненные белой смертью. Римо бросил Бонелли на ровную, покрытую снегом крышу. Тот скривился и схватился за бок.
— Что случилось? — подозрительно спросил Римо.
— Эта песня.
— Какая песня?
— Та, что вы насвистываете.
— И что же?
Бонелли согнулся пополам.
— У меня от нее образуются газы! — сказал он. — Я конечно не могу распоряжаться, — он повел рукой по сторонам, — но, хочу сказать, если вам очень хочется петь, не могли бы вы напевать, скажем «Мой путь» или «Я влюбился в Сан-Франциско»? Только не это ужасное дерьмо. Вот здесь появляется такой воздушный мешок. — Он указал себе на живот.
— У вас просто нет вкуса, — сказал Римо. Он становился похож на Чиуна и знал это.
Но не стоит беспокоиться об этом, потому что сейчас у него есть о чем позаботиться. Например о том, что Джузеппе Бонз Бонелли залез и карман и вытаскивал на свет что-то металлическое с черной рукояткою. Это был небольшой топорик. Весело захохотав, Бонелли взмахнул им в сторону Римо, лезвие запело.
— О'кей, умник. Ты долго напрашивался!
Он снова взмахнул топором. Лезвие пронеслось точно по тому месту, где была голова Римо. Только ее там уже не было. Молодой человек совершенно незаметно оказался в другом месте так быстро, что Бонелли даже не заметил. Бонелли махнул еще раз. И опять промахнулся.
— Ну, хватит, — сказал Римо, небрежно отшвырнув топорик. Отлетев на приличное расстояние, тот вонзился в ствол дерева и глубоко увяз в нем.
— Здорово! — восхищенно воскликнул Бонелли. — Эй, а кто вы, кстати?
— Можете звать меня Римо.
Бонелли широко улыбнулся.
— Римо. Хорошее имя, звучное. Звучит «по итальянски». Вы итальянец?
— Возможно, — сказал Римо.
Он воспитывался в детском доме. Насколько ему было известно, его предки могли быть кем угодно.
— Я так и подумал. У вас крестьянский склад ума. Здорово получилось с этим деревом. Римо, я могу надеяться на участие в моем бизнесе такого парня, как вы?
— Мне не нравится ваш бизнес.
— Да, но деньги очень хорошие. И вы станете членом нашей дружной семьи. Мы будем вместе делать множество дел по-семейному.
— Например, «сажать на иглу» детей, да?
— Римо, крестьянин! — экспансивно воскликнул Бонелли. — Это всего лишь бизнес, и больше ничего. Поставка товара. Покупаешь дешевле, продаешь дороже.
Римо задумался.
— Нет, — сказал он. — Я лучше сделаю кое-что другое.
— Лучше, чем заработать деньги? Что же?
— Лучше я убью тебя.
Бонелли зарычал:
— О'кей, парень. Я давал тебе шанс. Никакого мистера Симпатяги больше не будет. — Он пошарил в кармане брюк и вытащил ручную гранату. — Ты уйдешь сам или подождешь пока я дерну чеку?
— Вот так? — сказал Римо выхватил гранату у него из рук и выдернув чеку.
— Ты что сделал! Быстро бросай!
Римо не глядя подбросил опасную игрушку вверх и поймал у себя за спиной.
— Нет, — сказал он. — Мне надоело все выбрасывать.
Он снова подкинул гранату в воздух. Бонелли подпрыгнул, но Римо успел перехватить ее.
— Дай сюда!
— Зачем тебе? — спросил Римо, подбрасывая гранату в одной руке.
— Я ее выкину, — сказал Бонелли покрываясь испариной.
— Я нашел ей лучшее применение, — сказал Римо. — Ты ее съешь. — Он запихнул гранату Бонелли в рот и пожал ему руку. — Приятно было познакомиться. Я подумаю над вашим предложением.
Потом он толкнул Бонелли в воздух, и тот вытаращив глаза взял курс точно на стоявший внизу грузовик. Все ящики были загружены, и кузов опечатан. Оба рабочих уже сидели в кабине, мотор был заведен.
Как раз вовремя, подумал Римо, когда Джузеппе приземлился на крышу грузовика и разлетелся на мелкие части.
На минуту воздух наполнился белым порошком и щепками. Потом небо просветлело, снова стало синим и холодным, и Римо начал спускаться вниз по стене, напевая старинную корейскую мелодию.
Чиун напевал ту же мелодию, когда Римо вошел в комнату мотеля на Манхеттене. Текст в переводе с корейского звучал приблизительно так. «Любовь моя, когда я увидел твою грациозную походку, твою красоту, то, как весной тает снег, так омыли мои глаза слезы радости». Он напевал ее, разглядывая себя в зеркале и разглаживая на себе кимоно из золотой парчи. Он раскачивался взад-вперед, отчего колыхались редкие пряди серебряных волос и бородки. По телевизору шла реклама зубной пасты. Десятилетняя девочка не давала младшему брату любимую всей семьей пасту.
— К чему такой шум? — сказал Римо и выключил телевизор.
— Деревенщина, — пробормотал Чиун. Он спрыгнул с туалетного столика и медленно приземлился на пол. — Кто бы мог ожидать от белого человека, чтобы он понимал красоту. — Он снова включил телевизор. — О, любовь моя, когда я увидел твою грациозную походку...
— Слушай, папочка, если ты хочешь петь, может лучше выключить телевизор? Он не будет тебя отвлекать.
— Только кусок бледного свинячьего уха можно так легко отвлечь. Кроме того, там все равно нечего смотреть.
— Тогда почему же он работает?
Чиун горестно вздохнул.
— Он работает, потому что там будет, что посмотреть. Это всякому ясно.
На экране появился дешевый, неуклюжий как коробка, маленький автомобиль, съезжавший вниз с горы под аккомпанемент симфонического оркестра.
— Что это? — вскричал Римо, заглушая грохот увертюры к «Вильгельму Теллю».
Автомобиль исчез с экрана, а вместо него возникла ядовито вытаращившаяся в камеру ведущая новостей, женщина восточного типа, которая выглядела так, будто она ест младенцев на завтрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49