А они все сейчас находятся в том же месте, где и она.
— Где же это?
— На жироферме, — сказала Цецилия, задумавшись о чем-то своем. — Она бывает там каждый месяц. Она считает, что именно это помогает им с отцом выглядеть так молодо. Подумаешь! Меня не волнует, как она выглядит. Мне все равно, как выгляжу я. Я знаю, что я корова, но мне наплевать, понятно?
Она обнажила сточенные зубы.
— Прекрасно, — примирительно сказал Римо. — Совсем не обязательно злиться.
— Я как раз должна злиться! Разве вы бы не злились, если бы ваша мать выглядела, как ваша дочь, а вы выглядели бы как непонятно чья незамужняя тетушка?
— Не знаю, — сказал Римо. — Никогда об этом не думал. — Он легонько ущипнул ее за левую мочку. Это был один из 52 способов достижения сексуального экстаза, которым обучил его Чиун. Если что-то и может заставить женщину заговорить, то это ее левая мочка. — Я не репортер, — мягко произнес он, чувствуя, как она поеживается от его прикосновения. — Но мне необходимо задать вам несколько вопросов об убийстве, которое произошло здесь прошлой ночью.
— Прекрасное ощущение, — сказала она, дрожа.
— Человек, которого убили, был командующим Военно-морским флотом. Вам это известно?
Он мягко продвинулся вглубь ее уха. Согласно учению Синанджу, строгая последовательность ступеней должна была соблюдаться неукоснительно. Каждая ступень медленно поднимала женщину к высотам физического удовольствия, пока не оставляла ее разбитой, использованной и удовлетворенной.
Римо удовлетворял многих женщин с разными целями. Не все женщины были желанны, и его цели редко стимулировались его собственным желанием. Но женщины постоянно вели себя так, как он и ожидал от них. Они получали удовольствие, которое он им давал, а в ответ они предлагали ему то, что ему было нужно — информацию, время, соучастие.
Он ненавидел это. Любовь никогда не была для него вопросом. Так же, как и не приносила удовольствия. Он прекратил получать удовольствие от акта любви очень давно. Это было лишь частью его работы, равно как и видеть таких женщин, как Цецилия Спанглер, — ущербных, давно позабытых, уродливых девчонок, к которым никогда не прикасались с нежностью или привязанностью, и они знали об этом, и больше об этом не переживали. На душе у Римо стало мутно.
— Я конечно знаю, кем он был. Именно я позвонила в ФБР. Остальные были слишком пьяны. Что вы делаете с моим ухом?
— Расскажите, что вам известно о нем. Об Ивсе. Командующем Военно-морским флотом.
— Торнтон Ивс, — тихо произнесла она. — Он был очень приятным человеком... Он был старым. Он позволял себе стареть. И мне это нравилось. — Крупная слеза появилась у нее в глазу и медленно скатилась вниз по щеке. — Пожалуйста, — сказала она. — Пожалуйста, не надо.
Римо искренне удивился.
— Почему? Вам не нравится?
— Нет, мне очень нравится, — ответила она. — Но раньше или позже вы обнаружите, что мне ничего не известно, и тогда вы разозлитесь и назовете меня толстой коровой. Так обычно поступают со мной репортеры.
— Я ведь сказал вам, что я не репортер, — вспылил Римо. Он взял ее за руку. — И я так с вами не поступлю.
Она зажмурила глаза.
— Мне ничего не известно об этом убийстве. Я не знаю, кто, я не знаю, за что, я не знаю ничего, за исключением места происшествия, потому что этим местом был двор моего дома. И мне хотелось сохранить это в тайне, потому что адмирал Ивс был единственным из друзей отца и матери, кто не третировал меня, как единственный недостаток семьи.
Она встала и прошлась по комнате. Цецилия была похожа на затравленное, жалкое косматое животное с фермы.
— Меня даже не приглашали никогда на их приемы, здесь, в моем родном доме! Мать боялась, что кто-то, посмотрев на меня, сможет вычислить, что ей уже пятьдесят восемь. Но адмирала Ивса это не волновало. Он мог бы оставаться молодым. У него было достаточно денег. Но он этого не делал. Он был нормальным. Он был единственным нормальным человеком, когда-либо появлявшимся в этом зверинце.
Она резко повернулась к Римо.
— Так что не стоит терять время и соблазнять меня. Больше вы ничего не узнаете.
— А вы довольно сообразительная.
Она присела рядом с ним, глаза с красными веками глядели мрачно. Постепенно в них появились искорки улыбки.
— Было довольно смешно, когда вы изображали, что я вам нравлюсь.
— Простите меня, Цецилия, — сказал Римо.
— Да ничего. Такое уже случалось раньше. Но моя гордость вовсе не сдерживает меня, — мягко рассмеялась она. — Какая гордость, если я готова принять все, что только возможно. Но не больше. Торнтон Ивс, был для меня чем-то большим, чем мимолетное увлечение. Хотя я должна заметить, что вы ужасно хорошо это делали.
Римо улыбнулся.
— Думаете, я ненормальная, да?
— Нет, — мягко произнес он. — Я так не думаю. Мне даже кажется, что вы более нормальная, чем ваша мать. И что у вас гораздо больше гордости, чем вам самой кажется.
Цецилия достала из кармана несвежий платок и высморкалась.
— А вы тоже ничего. Жаль только, что вы репортер.
— Раз и навсегда: я не репортер. Я не могу вам сказать, на кого я работаю. Все, что я могу сказать, это то, что этим делом не занимается полиция, и поэтому если вы не поможете мне, все мы потеряем массу времени. То, что Ивс мертв — ужасно, но, к сожалению, мы имеем дело не с единственным убийством.
— С двумя, — сказала Цецилия. — Вчера ухлопали командующего Военно-воздушными силами.
— О'кей. А вы позвонили в ФБР вместо полиции просто потому, что не могли вспомнить номер «9-1-1».
Она посмотрела на Римо долгим взглядом:
— Вы точно на нашей стороне?
— Да. Вы мне поможете?
Она пожала плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49