– Я поеду с вами.
Обед был увенчан поданными на десерт великолепными свежайшими золотистыми персиками, достигшими вершины прекрасной сахарной спелости, после чего Джина заказала кофе, а Святой предпочел закрепить нежный вкус фруктов бокалом вина на дорожку.
– Когда у вас появится желание встать из-за стола, – сказал он, – вы могли бы одеться и отправиться посмотреть на заведеньице? Прошу простить мне это выражение. Все равно нельзя сразу идти в воду, объевшись до такой степени.
Так что чуть позже они уже вернулись в Палермо, следуя указаниям Джины, причем Святой мысленно отмечал на карте в своем мозгу каждый поворот, чтобы найти его днем или ночью. Вдали замаячила группа стройных кипарисов, которые в Италии служат отличительным знаком любого кладбища.
– Наш склеп вон там, – показала Джина.
Скорее не склеп, а мавзолей, занимавший большой участок кладбища, сооружение из гранита и мрамора настолько солидное, что Саймон принял его вначале за часовню. Входные двери из дуба, окованного бронзой, могли бы служить тюремными воротами. За ними узкий проход вел к алтарю, находившемуся е противоположном конце здания, на фоне огромного витража, пропускавшего достаточно света. Только через некоторое время, когда глаза его привыкли к полумраку, он сообразил, что коридор на самом деде был только проходом между рядами плотно поставленных саркофагов стоявших один на другом, как кирпичи в сушке, и местами достигавших потолка.
– Кажется, здесь тесновато, – заметил он. – Не думаю, что места хватит на несколько следующих поколений. У вас зарезервировано место или тут живая очередь?
– Я не понимаю таких шуток, – холодно сказала она, напомнив тем самым, что вопреки всему, что их сблизило, между ними всегда будет оставаться определенная дистанция.
Саймон видел уже достаточно, чтобы подготовить все что нужно и вернуться сюда ночью, не вызывая излишних подозрений. Однако возникло неожиданное осложнение, когда он предложил Джине продолжить купание, потом поужинать и вернуться, когда стемнеет. Солнце стояло еще высоко, когда Джина сказала:
– Я не смогу поужинать с вами. Если я не вернусь домой до темноты, донна Мария сойдет с ума и никогда уже не позволит мне встретиться с вами, даже если попросит дядя Алессандро.
– Возможно, вы правы, – признал он. – Я понимаю, что вам не хочется вместе со мной играть в вампиров. Одевайтесь, чтобы не дать тетушке повода для скандала.
По дороге домой она в основном молчала, только спросила:
– Что мне рассказать им о вас?
– Все, что я рассказал вам за обедом, если хотите. Но, разумеется, не о нашем плане проникновения в склеп.
– Ну а о ваших намерениях?
– Лучше скажите, что вам не удалось их раскрыть. Мол, я дал понять, что что-то задумал, но отказался беседовать на эту тему. Ну и можете еще им сказать, что вы могли бы меня обезвредить, будь у вас больше времени, чтобы заняться мной, и что для этого вы условились встретиться со мной завтра. Тогда, можете быть уверены, не только позволят, а еще будут вас уговаривать.
«Бугатти» остановился перед неприветливыми воротами. Саймон обошел машину, подал ей руку, помогая выйти, и продолжал держать, когда надобность в помощи уже отпала.
– Значит, до утра, – сказала она, и напряженный взгляд черных глаз неотрывно замер на его лице, как будто пытаясь запомнить навсегда.
Но когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, чуть отшатнулась, быстро вырвала руку и заторопилась к калитке, хотя и обернулась, чтобы, прежде чем исчезнуть, наградить его еще одной обворожительной улыбкой.
Святой подумал, что завоевание Джины Дестамио может быть похоже на переход через Альпы по козьим тропам на велосипеде с шестиугольными колесами.
Ее образ не оставлял его, несмотря на напряженное обдумывание предстоящих действий, все время, ушедшее на аперитив и ужин, и отошел на второй план только в ту минуту, когда он решил, что кладбище уже достаточно опустело и можно безопасно нарушить его вечный покой. Миновав кладбищенские ворота и свернув в сторону, он остановил автомобиль и тихонько двинулся пешком. Луна, которая так помогла ему прошлой ночью, появилась снова, гораздо более яркая, чем ему бы хотелось, но зато затруднявшая возможность укрыться для любого нападавшего. Однако вокруг в самом полном смысле слова не было ни единой живой души, а единственным звуком – нерешительный шелест листьев.
Кованые ворота были закрыты и распахнулись с легким скрежетом. Идя к мавзолею Дестамио, Саймон инстинктивно держался подальше от могил и надгробных камней, но эта элементарная предосторожность казалась такой же излишней, как и короткие взгляды через плечо во время перерывов в манипуляциях с замком, охранявшим тайну склепа. Под его умелыми руками тот сдался за какие-нибудь три минуты, и Саймон, осторожно оглянувшись в последний раз, вошел внутрь, оказавшись в проходах между рядами выстроившихся каменных саркофагов; здесь ему пришлось достать фонарик, чтобы заняться изучением надписей.
В тот же момент он почувствовал сильную боль в затылке и рухнул в сверкающую тьму.

3

Далекие ритмичные удары, как будто из глубин земли, все нарастали. Прошло немало времени, прежде чем Саймон осознал, что грохочет его собственная голова, и каждый удар сопровождался новой волной ужасной боли. Возвращавшееся сознание еще усилило боль, и только собрав все силы, он смог овладеть собой в достаточной степени, чтобы быть способным что-то воспринимать.
Лицо его упиралось во что-то мохнатое и пыльное, пахнущее козлом, а когда он попробовал изменить позу, понял, что руки связаны за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57