— Для кого же он покупал вот это?Фены были разного качества и разной конструкции, Цена, указанная на коробках, колебалась от восьмидесяти до ста марок.— Для кого? — повторил Тернер.— Для всех. Аттестованный дипломат или не аттестованный, для него это не имеет значения. Он всех обслуживает: устраивает дипломатическую скидку. Лео, он всегда готов помочь. Что бы вам ни вздумалось купить — радио там, или посудомойку, или автомобиль, он устраивает не большую скидку, понятно?— Знает ходы и выходы, так, что ли?— Правильно.— И небось берет комиссионные за труды, — почти вкрадчиво заметил Тернер. — Что ж, правильно делает.— Я этого не говорил.— И девушку вам устроит, если нужно? Мистер-Чего-Изволите, так?— Вовсе нет! — ответил Гонт возмущенно.— Какую же он получал выгоду?— Никакой. Насколько мне известно.— Просто он всеобщий друг, да? Хочет, чтоб его любили. Так?— Мы все этого хотим, разве нет?— Пофилософствовать любим?— Всем готов помочь, — продолжал Гонт, не очень чувствуя перемену в тоне Тернера. — Вот спросите хотя бы Артура Медоуза. Как только Лео поступил в архив, ну, прямо на следующий же день он пришел сюда, вниз, за почтой. «Не беспокойтесь, — говорит он Артуру, — поберегите ноги, вы уже не так молоды, как прежде, у вас и без того хватает забот. Я принесу вам почту». Вот он какой, Лео. Услужливый. Святой человек, можно сказать, если учесть, какие трудности он пережил.— Какую почту он приносил?— Всякую. Открытую и закрытую, он с этим не считался. Спускался вниз, расписывался за нее и нес Артуру.— Так, понятно, — очень спокойно сказал Тернер. — А иной раз он забегал по дороге к себе, верно? Посмотреть, что тут у него делается, выпить чашку чаю?— Верно, верно, — подхватил Гонт. — Всегда готов был услужить. — Он отворил дверь. — Ну, я оставляю вас здесь.— Нет, не уходите, — сказал Тернер, продолжая наблюдать за ним. — Вы мне не помешаете. Останьтесь, Гонт, поговорим. Я люблю общество. Скажите, какие же у него были трудности?Положив фены обратно в коробки, он вытащил полотняный пиджак, висевший на плечиках. Летний пиджак — вроде тех, что носят бармены. Из петлицы свешивалась засохшая роза.— Какие же трудности? — повторил он, швырнув розу в мусорную корзину. — Можете мне довериться, Гонт. — Он снова почувствовал этот запах, запах гардероба, который заметил, но не мог сначала определить, — сладковатый, знакомый запах мужских лосьонов и сигар, какие в ходу на континенте.— В детстве. Его воспитывал дядя.Ощупав карманы пиджака, Тернер осторожно снял его с плечиков и приложил к своему мощному торсу.— Невелик ростом?— Модник, — сказал Гонт, — всегда одет с иголочки.— Ростом с вас?Тернер протянул ему пиджак, но Гонт брезгливо отступил.— Меньше меня, — сказал он, не сводя, однако, глаз с пиджака. — Полегче на ногу. Мотылек. Двигался, будто танцевал.— Педик?— Конечно нет, — уже с возмущением ответил Гонт, краснея от одной мысли.— Откуда вам знать?— Оттуда, что он порядочный малый, — в ярости выпалил Гонт. — Даже если и сделал что не так.— Набожный?— Почитает религию. Очень. Никогда не позволит себе насмешки или хулы какой, хоть и иностранец.Бросив пиджак на стул, Тернер протянул руку за ключами. Гонт нехотя отдал их.— Кто это сказал, будто он сделал что-то дурное?— Вы. Все чего-то вынюхиваете насчет него, примериваетесь. Мне это не нравится.— Что же он такого мог натворить, хотелось бы мне знать? Почему мне приходится вот так вынюхивать?— Один бог ведает.— В мудрости своей. — Тернер открыл верхний ящик. — Есть у вас такая записная книжка?На синем дерматиновом переплете записной книжки-календар был вытиснен золотом королевский герб.— Нет.— Бедняга Гонт. Что, не по чину? — Он перелистывал страницы от конца к началу. На какой-то страничке задержался, нахмурился, еще раз приостановился, записал что— то в своей книжечке.— Такая полагается только советникам и тем, кто повыше, вот и все, — отрезал Гонт. — Я бы ее и не взял.— Но он вам предлагал, правда? Это наверняка тоже был один из его приемников. Как он действовал? Стащит в канцелярии целую пачку и раздает своим дружкам с нижнего этажа: «Берите, ребята, там наверху коридоры вымощены золотом. Берите на память от старого товарища». Так было, Гонт? И одна только христианская добродетель остановила вашу руку, да? — Закрыв книжку, он взялся за нижние ящики.— А хотя бы и так. Вы все равно не имеете права шарить по его ящикам. Из-за такого пустяка. Подумаешь, стащил пачку записных книжек — не дом же он украл! — Его валлийский акцент, сломав все препоны, вырвался на конец на свободу.— Вы верующий, христианин, Гонт, и лучше меня знаете о кознях дьявола. Мелкие проступки влекут за собой крупные. Сегодня вы украдете яблоко, завтра угоните грузовик. Вы-то знаете, как это бывает, Гонт. Что еще он рассказывал о себе? Может, были еще какие-нибудь воспоминания детства?Он нашел нож для разрезания бумаги — тонкий серебряный нож с широкой плоской ручкой и при свете настольной лампы принялся разглядывать выгравированную надпись.— «Л. Г. от Маргарет». Что это за Маргарет, хотелось бы мне знать?— В первый раз про нее слышу.— Он был когда-то помолвлен. Вы об этом знали?— Нет, не знал.— Мисс Айкман, Маргарет Айкман. Вам это что-нибудь говорит?— Нет.— А про свою службу в армии он что-нибудь рас сказывал?— Он очень любил армию. Говорил, что в Берлине частенько ходил смотреть, как кавалеристы берут препятствия. Очень это любил.— Он ведь служил в пехоте, так?— По правде говоря, не знаю.Тернер положил нож рядом с синей книжкой-календарем, еще что-то отметил в своем блокноте и взял со стола небольшую жестянку с голландскими сигарами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119