VadikV


2
Виктор Александрович Ку
рочкин: «Судья Семен Бузыкин»



Виктор Александрович Курочкин
Судья Семен Бузыкин



«На войне, как на войне»: Лениздат; Ленинград; 1984

Аннотация

Повесть о буднях молодого судь
и.

Виктор Александрович Куроч
кин
Судья Семен Бузыкин

Узор

Поселок Узор вытянулся вдоль шоссе от моста через речку Каменку до конто
ры «Заготсырье». Каменка потому так и называется, что в реке больше камне
й, чем воды, а летом ее куры вброд переходят На обрывистом берегу в березов
ой рощице Ц больница. За конторой «Заготсырье» Ц пастбище, поросшее ме
лким ольшаником; выбитая копытами земля напоминает свежее пожарище.
Моя резиденция Ц приземистое, неуютное, как сарай, здание с вывеской «На
родный суд», по соседству с конторой «Заготсырье», на самой окраине посе
лка. Зимой его нередко чуть ли не до крыши заносило снегом. Моя уборщица и
сторож Манюня широкой деревянной лопатой весь день разгребала тропинк
у от крыльца до шоссейки, иногда ей помогали истцы с ответчиками, и мне все
гда казалось Ц не без тайного умысла.
Жил я у Васюты Тимофеевны Косых Весь свой дом с комнатками и комнатушкам
и она сдавала внаем, сама же ютилась на кухне. Однако квартиранты у нее дол
го не задерживались. Снимал я у нее узкую, темную, как печная труба, комнат
ушку с одним окном. До меня в ней жил агроном сельхозотдела. По уверениям х
озяйки, «беспробудный пьяница, бабник, сожрал три связки луку и, не заплат
ив, съехал с фатеры».
Я знал агронома. Застенчивый человек, трезвенник, большой труженик и неу
дачник, он никак не мог оправдаться перед Косихой. Правда, лук агроном ел с
какой-то непонятной жадностью и пропах им насквозь, как баранья котлета.

Меня хозяйка терпела и соседкам говорила: «Удобный квартирант Ц платит
хорошо, обходительный, не путаник, а ведь совсем холостой, только табакур.
Так накурит, так накурит, хоть из дому беги».
Зимой на каникулы с бухгалтерских курсов приехала ее дочь Симочка. Взгля
нул я на нее Ц и сомненье взяло: да дочь ли она Косихи? Так они не походили д
руг на друга. Мать напоминала почерневшую, но еще крепкую доску. Симочка б
ыла воплощением мягкости и круглости. На ее белом, пухлом, с легким румянц
ем лице, словно огромные изюмины в булке, торчали изумленные глаза.
Вечером она зашла ко мне, как к старому знакомому. Развязность иных женщи
н, порою граничащая с наглым вызовом, меня теперь не удивляет… Но в поведе
нии Симочки все было так просто, непринужденно, доверчиво и красиво, что м
не стало отрадно, словно я ее ждал, и ждал давно, с нетерпением и трепетом. Н
е помню, чем я тогда был занят Ц не то читал, не то писал, в общем, как-то разу
мно бездельничал. Симочка придвинула стул, села и стала смотреть мне в ли
цо с пристальной серьезностью. Я тоже не мигая смотрел на нее как зачаров
анный. Ее розовое, теплое лицо было очень серьезно. Симочка старалась сер
ьезничать. И это ей удавалось, но с большим трудом. Нижняя губка у нее дрож
ала, а в зрачках этих странных глаз то вспыхивали, то гасли радужные искры
. Подобную световую игру глаз я наблюдал в темноте у кошек. Так мы смотрели
друг на друга минуту Ц две, а мне показалось Ц целую вечность.
Ц И не страшно вам? Ц не опуская глаз, спросила Симочка и, помолчав, поясн
ила, почему это страшно. Ц Вы засудите человека, его посадят в тюрьму. А по
том он отсидит там свой срок, вернется домой и убьет вас.
Я смолчал. Ну что я мог ответить на ее доводы? Она же, приняв мое молчание за
полное согласие с ней, стала меня наставительно поучать:
Ц Вы не очень строго судите людей. Конечно, больших преступников можно и
построже. А простых надо жалеть. Потому что преступление они делают не по
желанию, а по нужде и глупости…
Я плохо слушал ее наставления. Я думал о том, что вот Симочка поговорит и у
йдет. А мне этого не хотелось… Я мучился и гадал: уйдет или не уйдет? А то, чт
о за стенкой ее мать скребет песком пузатый тульский самовар, меня тогда
ничуть не смущало.
«Неужели уйдет?» Ц с тоской думал я. Мои опасения и муки Симочка разрешил
а неожиданно просто и разумно Ц она пригласила меня в кино. На другой ден
ь мы опять ходили в кино, на третий Ц тоже, и все на одну картину.
Хозяйка усилила ко мне внимание. Появились жертвы. Первым потерял голову
петух, за ним Васюта вытряхнула из шубы годовалого барана. Теперь Симочк
а появлялась в моей комнате в халате, непричесанная и командовала мне: «П
одъем!» Породнился бы я, наверное, с Васютой Тимофеевной, но внезапно конч
ились каникулы. Я заметил, что Симочка забыла о своих курсах Я же холодно и
трезво стал убеждать ее временно все это оставить и закончить учебу. Она
слушала меня внимательно, с широко раскрытыми, удивленными глазами, толь
ко теперь в них не играли огни. Глаза стали влажными, лиловыми и преданным
и, как у побитой собаки Симочка согласилась со мной и, тяжко вздохнув, сказ
ала:
Ц Ах, Семен, Семен, зачем?
Через день она уехала и увезла с собой и свет, и тепло, и уют. В моей комнатуш
ке стало скучно, пусто и холодно, как осенью в остывшем овине…
Я очень тоскую по Симочке. Ее тихий грустный упрек: «Ах, Семен, Семен, зачем?
» Ц стал тревожным криком моей души. Чтобы забыться, не слышать его, опять
пишу свой дневник, который я с радостью забросил при Симочке…
Предлагаю отдельные главы из дневника на суд читателя, надеясь, что он не
осудит слишком строго мои недостатки, свойственные многим, в том числе и
народным судьям…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18