Уже несколько недель Фермор обучал ее ездить на лошади. Сэр Чарльз не возражал против таких занятий. Он даже был этому рад и сказал, что это отличный способ заставить Фермора расплачиваться за уроки французского. При этом жених мисс Каролины объявил во всеуслышание, что занятия верховой езды будут проводиться ежедневно, и в Лондон он не поедет до тех пор, пока Мелисанда не станет держаться в седле как профессиональный наездник.
Доброта и внимание молодого человека стали пугать Мелисанду.
Однажды во время очередного урока верховой езды девушка окончательно осознала сложность своего положения. В тот день лошадь, на которой она сидела, неожиданно сорвалась с места и понеслась к крутому обрыву. Фермор, увидев это, поскакал ей наперерез и на самом краю обрыва остановил обезумевшее животное. Замерев, молодой человек и девушка несколько секунд молча смотрели друг на друга. В глазах их застыл ужас. И в этот момент Мелисанда поняла, как дорог ей Фермор и что их чувства взаимны.
– Прошу, чтобы такого больше не было, – неожиданно резко сказал ей Фермор. – Эта лошадь стоит больших денег.
– А моя жизнь не в счет? – трясущимися от страха губами спросила Мелисанда.
Он подъехал к ней ближе и коснулся руки.
– Вы – самое ценное из того, что есть в этом мире, – глядя Мелисанде в глаза, ответил Фермор.
После пережитого страха желание продолжить занятие у Мелисанды пропало.
– Возвращаемся, – сказал ей Фермор. – Вы жутко перепуганы.
Весь путь до дому они ехали тихим шагом. В конюшне Фермор протянул девушке руку, а когда та спрыгнула с лошади, заглянул ей в глаза, нагнулся и поцеловал в щеку.
– Завтра поедем опять. – Это был не вопрос, а утверждение. – Вы испугались, Мелисанда. И очень сильно. Но учтите: когда чего-либо боитесь, то не отворачивайтесь от опасности – смотрите ей прямо в глаза, и страх исчезнет. Если же этого не сделать, то страх останется с вами на всю жизнь.
Мелисанда поняла, что Фермор имел в виду не только верховую езду. Ей захотелось как можно скорее покинуть конюшню.
– Я должна идти, – сказала она. – У меня еще столько дел.
Фермор не стал ее удерживать, и Мелисанда, выйдя из конюшни, сразу же поспешила в дом.
В коридоре она встретила мисс Пеннифилд, которая направлялась в комнату, где занималась шитьем. На щеках портнихи полыхали красные пятна, губы дрожали. В руках она держала платье.
– Что-то случилось, мисс Пеннифилд? – участливо спросила ее Мелисанда.
Портниха была готова разрыдаться. Не в силах ответить, она вытянула перед собой руки с платьем и горестно покачала головой. Мелисанда проводила расстроенную женщину в ее комнату. Она не могла оставить человека наедине с его неприятностями, к тому же на деялась, что чужие проблемы помогут ей отвлечься от своих собственных.
– Мне уже дважды приходилось его распарывать, – чуть не плача, пожаловалась мисс Пеннифилд. – Никак ей не угодишь.
– Может быть, я вам помогу? – предложила девушка.
– Вы так добры, мамзель. Уж не знаю, что с ним и делать, – сказала портниха и указала на разложенное на столе платье. – Беда мне с этими рукавами. Мисс Каролина говорит, что такой рукав ее не устраивает. Я уже дважды переделывала, а она все недовольна. Она сего дня с самого утра не в духе и с каждым часом становится все злее. Ладно бы еще просто злилась, а то набрасывается на меня как тигрица.
– Бедняжка мисс Пеннифилд! А что ей не нравится в рукавах?
– Сначала они были слишком широкими… вот здесь. Потом слишком широкими вот тут. Нет, ей сейчас ни чем не угодить. Не знаю теперь, когда я его закончу.
– Я могла бы подшить подол, а вы бы тем временем занялись рукавами, – предложила Мелисанда.
– Правда? Вот спасибо. Иногда так расстроишься, что жизнь не мила, а услышишь доброе слово – и сразу легче становится. Честно говоря, я даже рада, что мисс Каролина выйдет замуж и уедет в Лондон. И работы у меня поубавится, и в доме станет спокойнее. Не знаю, что с ней случилось. Ведь никогда такой не была. Может, нервничает перед свадьбой? Судить не берусь – я замужем не была, и даже не собиралась.
– Стежки делаю правильно? – спросила ее Мелисанда. – А то портниха-то я не очень умелая.
– Делайте их короче, моя дорогая, и чаще. А то она еще и к ним придерется. Миссис Соади говорит, что мисс Каролине необходимо как можно скорее выйти замуж. Но я думаю, что, когда она станет замужней женщиной, к лучшему характер ее не изменится. Кстати, кухарка считает, что жених молодой хозяйки не из тех, кто может долго любить. Не знаю… с мужчинами дел не имела.
– Вы, мисс Пеннифилд, всегда зарабатывали на жизнь шитьем?
– Да, моя дорогая. Всю жизнь я только и делала, что шила… Еще плела кружева. Вместе с моей сестрой Джейн.
– Вам это занятие нравится?
– Дело нелегкое, но здесь, в провинции, работать лучше, чем в городе. В свое время мы с сестрой плели кружева в Плимуте. Помню, ехали туда на экипаже через Кратхоул, Миллбрук и Кремилл. Потом плыли на пароме через Тамар. Боже мой, какое это было увлекательное путешествие! Нас у хозяйки было восемь или девять кружевниц, и все – маленькие девочки. Некоторым не больше пяти. Работали в тесной как шкаф комнате. Да, да. Ну, может быть, чуть побольше. Сидишь сгорбленная, перед глазами коклюшки мелькают. Головы не поднять – хозяйка следит. Сколько раз я оставалась без ужина! Но из-за этих рукавов я уже подумываю, не заняться ли мне снова кружевами. Отвозила бы их в Плимут на продажу.
– Бедная мисс Пеннифилд! – посочувствовала ей Мелисанда.
Девушка вспомнила, как ей приходилось шить сорочки, как ненавидела она эту работу, но зато какой счастливой для нее была жизнь в монастыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131