Это было лучше, чем богатая тетушка. И все-таки я не хотела, чтобы вы сюда приходили.
– Но почему же, Мелисанда?
– Потому что люди стали бы говорить: «С какой стати он ее навещает? Какие между ними существуют отношения?» И тогда окажется, что все было напрасно.
– Что ты хочешь сказать? Что напрасно?
– Люди не должны ничего знать. Будет скандал. Подумайте о Тревеннинге, о вашей жизни там. Подумайте о своих друзьях… о вашем положении… о родственниках… обо всем том, что имеет для вас такое громадное значение. Именно поэтому я здесь и нахожусь. Именно поэтому я убила того человека.
– Ты убила его из-за этого… из-за меня?.. Я не понимаю, Мелисанда.
– Какая теперь разница, верно? Со всем этим покончено. Я знаю теперь, как много вы для меня сделали. Знаю, чего вам стоило приехать в монастырь, сидеть возле гостиницы… Вам, который так высоко ценит свое положение. И все-таки вы приехали за мной, подвергаясь ради меня риску. Я никогда этого не забуду. Мне было больно, когда вы отослали меня из Тревеннинга. Боль но, потому что мнение слуг оказалось для вас важнее моего там пребывания. Но теперь я понимаю. Я ведь была только незаконнорожденной дочерью, верно? Совсем не то, что Каролина. А вы слишком много для меня делали. Заботились обо мне. Пытались найти мне мужа, дали приданое, так многим при этом рискуя. Мне до сих пор тяжело и неприятно, что вам пришлось идти на риск. Я ведь потому его и убила. Ради вас… а может быть, и ради себя самой… во имя самоуважения. Да, мне кажется, это было главной причиной. Я вас предала. Я назвала ваше имя, сказала о нашем родстве, и он стал угрожать, собирался требовать денег… вымогать у вас деньги до конца вашей жизни.
Сэр Чарльз молчал, пристально глядя на дочь. А Мелисанда продолжала тихим ласковым голосом:
– Вы не должны огорчаться. Все кончено. Мне кажется, я не боюсь смерти. Ведь говорят, что все происходит быстро. А они не станут грубо со мной обращаться. О нет, умоляю вас… Я не вынесу вида ваших слез. Вы, такой почтенный, такой гордый человек. Пожалуйста… пожалуйста… не надо, умоляю вас.
Однако он не мог сдержать слез. Обнял ее, сокрушенно шептал:
– Мелисанда… Мелисанда… дочь моя.
Вокруг стола у Фенеллы собрались Фермор, сэр Чарльз, Леон и Эндрю Беддоуз. Фенелла настороженно переводила взгляд с одного на другого. Чарльз явился к ней после встречи с Мелисандой, и Фенелла, не теряя времени, созвала остальных.
– Итак, – воскликнула она, – мы знаем причину! Мы знаем, почему она его убила. Мистер Беддоуз, вы юрист. Что нам делать дальше?
– Ах, знать бы раньше! – воскликнул Эндрю. – Если бы она сказала… Но ведь ее приговорили к смерти…
– Что толку твердить о том, что уже случилось! – резко перебил его Фермор. – Нужно думать о том, какие меры можно предпринять.
– Если бы мы могли спасти ее от смерти… – начал Леон.
– Если мы можем ее спасти! – воскликнул Фермор. – Разумеется, можем и должны это сделать. Если понадобится…
Фенелла положила руку ему на плечо:
– Фермор, успокойтесь, дорогой. Вы, наверное, собираетесь взять тюрьму штурмом, а потом посадить Мелисанду на лошадь и ускакать с ней. Сейчас не те времена, и такие вещи невозможны. Давайте все обсудим – спокойно, разумно и не теряя ни минуты. Мы должны рассуждать исходя из современных условий. Нужно думать не о том, чтобы врываться в тюрьму, а о том, как обойти правила и законы. Нашим оружием будут не лестницы и веревки, а влияние нужных нам облеченных властью людей. Так обстоят дела в современном мире. Поэтому давайте обсудим ситуацию спокойно и здраво.
– Он был шантажистом, – сказал Эндрю. – Все порядочные люди презирают шантажистов и склонны быть снисходительными по отношению к их жертвам. К тому же она убила этого человека даже не ради себя, а думая о своем отце. Если бы она это сказала… О, если бы только она рассказала об этом в суде… почти наверняка никакого смертного приговора бы не было.
– Но что толку все время твердить «если»?! – вскричал Фермор. – Теперь она рассказала. И что дальше? Что нам делать? Мы сидим и повторяем: если… если… если! Разве это ей поможет? Мы должны вызволить ее оттуда.
– Ей, конечно, будет назначен какой-то срок заключения, – сказал Эндрю, – независимо от мотивов, толкнувших ее на убийство. Преступление не может оставаться безнаказанным.
– Сколько она получит?.. – спросил Леон. – Сколько?
– Думаю, лет десять. Но кто знает?..
– Десять лет! – воскликнули Фермор и Леон одно временно.
– Ну, об этом говорить рано, – заявила Фенелла. – Нужно сначала думать о первостепенных вопросах. Прежде всего, необходимо получить отсрочку. За последние двадцать – тридцать лет я приобрела много друзей. Я всегда считала, что словечко, сказанное в нужном месте… какой-нибудь осторожный совет, исходящий от высоко поставленного лица…
Все присутствующие смотрели на нее в нетерпеливом ожидании.
– Пожалуйста, не возлагайте слишком больших надежд, – предостерегла она. – Я не могу ничего обещать, но попытаюсь. Сейчас же отправлюсь к… своему старому другу. Он мне поможет, если это в его силах. Я буду просить его… умолять… паду перед ним на колени. Я объясню ему, что сама в какой-то степени замешана в этом деле. Расскажу ему всю историю. Заставлю сделать все, что можно… Чарльз, я хочу, чтобы вы поехали со мной. Вы будете ждать меня в карете, можете мне понадобиться. Ему придется сказать, чья она дочь. От него я ничего не намерена скрывать.
Чарльз поднялся со стула, и Фенелла, стоя рядом, положила руку ему на плечо:
– Все те, кто находится в этой комнате, любят Мелисанду и готовы сделать для ее спасения все возможное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131