— Во что играете? — спросил я игроков.— В ведьму, — ответил отец Кили.Он относился к игре серьезно. Он хотел выиграть, я увидел, что у него на руках дама пик, ведьма.Я, наверное, показался бы более человечным, вызвал бы больше сочувствия, если бы сказал, что в тот момент у меня голова пошла кругом от ощущения нереальности происходящегоИзвините.Ничего подобного.Должен признаться в ужасном своем недостатке. Все, что я вижу, слышу, чувствую, пробую, нюхаю, — для меня реально. Я настолько доверчивая игрушка своих ощущений, что для меня нет ничего нереального. Эта доверчивость, стойкая, как броня, сохранялась даже тогда, когда меня били по голове, или я был пьян, или был втянут в странные приключения, о которых не стоит распространяться, или даже под влиянием кокаина.В подвале Джонса Крафт показал мне фотографию фон Брауна на обложке «Лайф» и спросил, знал ли я его.— Фон Брауна? — спросил я. — Этого Томаса Джефферсона космического века? Естественно. Барон танцевал однажды в Гамбурге с моей женой на дне рождения генерала Вальтера Дорнбергера.— Хороший танцор? — спросил Крафт.— Что-то вроде танцующего Микки Мауса, — сказал я. — Так танцевали все крупные нацистские деятели, когда им приходилось это делать.— Как ты думаешь, он бы сейчас тебя узнал? — спросил Крафт.— Уверен, что узнал бы, — сказал я. — С месяц назад я наскочил на него на Пятьдесят второй улице, и он окликнул меня по имени. Он очень поразился, увидев меня в таком плачевном положении. Он сказал, что у него много знакомых в информационном бизнесе, и предложил подыскать мне работу.— Ты бы в этом преуспел.— Вообще-то я не чувствую мощного призвания заниматься перепиской с клиентами, — ответил я.Игра в карты кончилась, проиграл отец Кили, он так и не смог отделаться от жалкой старой ведьмы — пиковой дамы.— Ну и ладно, — сказал отец Кили, как будто он много выигрывал в прошлом и собирается и дальше выигрывать. — Всего не выиграешь.Вместе с Черным Фюрером он поднялся наверх, останавливаясь через каждые несколько ступенек и считая до двадцати.И теперь Рези, Крафт-Потапов и я остались одни.Рези подошла ко мне, обняла меня за талию, прижалась щекой к моей груди.— Только представь, дорогой, — сказала она.— Что? — сказал я.— Завтра мы будем в Мексике.— Гм.— Ты чем-то обеспокоен.— Обеспокоен.— Озабочен, — сказала она.— Тебе тоже кажется, что я озабочен? — сказал я Крафту. Он все еще изучал панораму доисторического болота в журнале.— Нет, — сказал он.— Я в обычном, нормальном состоянии, — сказал я.Крафт показал на птеродактиля, летающего над болотом.— Кто бы мог подумать, что такое чудовище может летать? — сказал он.— А кто бы мог подумать, что такая старая развалина, как я, может покорить сердце такой прелестной девушки и, кроме того, иметь такого талантливого верного друга?— Мне так легко тебя любить, — сказала Рези. — Я всегда тебя любила.— Я как раз подумал… — сказала я.— Расскажи мне, о чем ты подумал, — попросила Рези.— Может быть, Мексика не совсем то, что нам нужно, — сказал я.— Мы всегда сможем оттуда уехать, — сказал Крафт.— Может быть, в аэропорту Мехико-сити мы можем сразу пересесть на реактивный самолет.Крафт опустил журнал.— И куда дальше? — спросил он.— Не знаю, — сказал я. — Просто быстро куда-то отправиться. Я думаю, меня возбуждает сама мысль о передвижении, я так долго сидел на месте.— Гм, — сказал Крафт.— Может быть, в Москву? — сказал я.— Что? — сказал Крафт недоверчиво.— В Москву, — сказал я. — Мне очень хочется увидеть Москву.— Это что-то новое, — сказал Крафт.— Тебе не нравится?— Я… я должен подумать.Рези стала отодвигаться от меня, но я держал ее крепко.— Ты тоже об этом подумай, — сказал я ей.— Если ты хочешь, — сказала она едва слышно.— Господи! — сказал я и как следует тряхнул ее. — Чем больше я об этом думаю, тем это становится привлекательнее. Мне бы в Мехико-сити и двух минут между самолетами хватило.Крафт встал, старательно сгибая и разгибая пальцы.— Ты шутишь? — спросил он.— Разве? Такой старый друг, как ты, должен понимать, шучу я или нет.— Конечно, шутишь. — сказал он. — Что тебя может интересовать в Москве?— Я бы попытался найти одного старого друга, — сказал я.— Я не знал, что у тебя есть друг в Москве.— Я не знаю, в Москве ли он, но где-то в России, — сказал я. — Я бы навел справки.— Кто же он? — спросил Крафт.— Степан Бодовсков, писатель.— А… — сказал Крафт. Он сел и снова взял журнал.— Ты о нем слышал? — спросил я.— Нет.— А о полковнике Ионе Потапове?Рези отскочила от меня к дальней стене и прижалась к ней спиной.— Ты знаешь Потапова? — спросил я ее.— Нет.— А ты? — спросил я Крафта.— Нет, — сказал он. — Расскажи мне о нем.— Он — коммунистический агент, — сказал я. — Он хочет увезти меня в Мехико-сити, где меня схватят и отправят в Москву для суда.— Нет! — сказала Рези.— Заткнись! — сказал ей Крафт.Он вскочил, отбросив журнал, и пытался вытащить из кармана маленький пистолет, но я навел на него свой люгер.Я заставил его бросить пистолет на пол.— Глянь-ка, — сделав удивленный вид, сказал он, словно был здесь ни при чем. — Прямо ковбои и индейцы.— Говард, — сказала Рези.— Молчи! — предупредил ее Крафт.— Дорогой, — сказала Рези плача, — мечта о Мексике — я надеялась — она станет реальностью. Нас всех ждало избавление! — Она раскрыла объятия. — Завтра, — сказала она тихо. — Завтра, — прошептала она снова.И тут она бросилась к Крафту, как будто хотела вцепиться в него. Но руки ее ослабли и бессильно повисли.— Мы все должны были родиться заново, — сказала она ему хрипло. — И ты — ты тоже. Разве… разве ты сам этого не хотел? Как же ты мог с такой нежностью говорить о нашей новой жизни и не хотеть ее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49