он тянул ее прямиком к постели.
Он снял пояс и привязал ее руки к спинке кровати.
— Помнишь еще про наказание?
Она потеряла дар речи, но только на секунду.
— Ты же не можешь… ты же на самом деле не собираешься… Саймон, не думаешь ли ты ударить меня? Я считала, что американцы не так жестоки со своими женами.
Он наклонился убедиться, что ремень держит ее крепко, но не причиняет боли.
— Но я же дикарь, помнишь? — шепнул он ей в самое ухо. — И делаю все, что мне, черт подери, заблагорассудится.
Когда он отступил от нее, весь страх, казалось, улетучился. На его место пришел гнев. Черные глаза ее сверкали, а оливковая кожа пылала. Она старалась высвободиться от пут и крутилась как заводная. До этого они говорили по-английски, но теперь она перешла на французский, причем на такой, на котором вряд ли говорят настоящие леди.
Он вскинул бровь.
— Ага, значит, пиратская дочка решила показать всю свою прыть, да?
— Тебе это так с рук не сойдет! Если ты меня ударишь, я вырву твое сердце и скормлю акулам! Нет, я позволю дяде Жаку вырвать тебе сердце! И после того, как он это сделает…
Он остановил поток слов поцелуем, но, почувствовав, как крепко сжимает она губы, отодвинулся.
— Не кипятись так, Принцесса. Я вовсе не собираюсь тебя бить, — проговорил он, скользнув рукой ей за спину и развязывая шнуровку платья.
Она быстро задышала, грудь ее вздымалась и опускалась, выдавая волнение. Она пугливо смотрела ему в глаза.
— Не собираешься?
— Нет, — долгим взглядом оглядел он ее распростертое тело. — Я задумал наказание получше.
Он ослабил завязки корсета, обнажая трепещущую грудь. Желание пробудилось в нем с неимоверной силой. Черт подери, как хотел он забыть обо всем, что она сегодня сделала, и без оглядки броситься в любовные игры, как в реку. Но сначала он должен закончить урок.
Он взял ее грудь в ладонь, возбуждая сосок, пока она не застонала.
— О, да, — говорил он. — Я задумал намного более действенное наказание.
— Саймон, — глаза ее были вопрошающе расширены. — Я… не понимаю.
— Поймешь.
Он склонился и прижался губами к ее шее, потом процеловал тропку вдоль ключицы вниз, пока не добрался до груди. Он так хотел просто целовать и целовать эту грудь весь день, но сейчас у него была другая цель. Он тронул сосок языком, потом отодвинулся.
Посмотрел на нее, чтобы увидеть реакцию. Она покраснела, но выгнулась навстречу ему, как будто умоляя не останавливаться. Когда он подул на влажный сосок, она вздрогнула.
— Саймон, пожалуйста…
— Что — пожалуйста? — Он снова наклонился и поцеловал ее, но это продолжалось всего секунду. Он хотел, чтобы она почувствовала такое желание, которое причиняет боль, чтобы она готова была сделать все, что угодно, сказать все, что угодно.
Она принадлежала ему, хотела она того или нет. И он заставит ее признать это, даже если ему придется мучить и терзать ее, оттягивая удовольствие, весь день и всю ночь.
Хотя нет, так долго ему не выдержать. Он уже и так изнемогал от вида ее обнаженного до талии тела, такого аппетитного и желанного, с нежной, розоватой кожей, которую хотелось ласкать до бесконечности. Он прикасался к ней легко, как перышком, возбуждая и не насыщая. Он поцеловал ее живот и пощекотал языком пупок.
— Саймон! Что ты делаешь?
— Это твое наказание, Принцесса.
От того, что руки ее были связаны, он не мог снять платье целиком и, встав на колени, обнажил, едва дыша, щиколотки, затем колени и наконец увидел ее пушистый кустик меж атласных бедер. Он дотронулся, там было тепло и влажно.
И тогда он заколебался. Она хотела его, и он ее хотел. Да, она ослушалась, но ведь ничего плохого из этого не вышло. Нужно просто-напросто позабыть обо всем и любить друг друга, чего, собственно, он и жаждал сделать весь день.
Потом он вспомнил, как Зэн стоял такой важный, довольный собой, такой самоуверенный, и снова им овладел гнев.
Он отдернул ласкающую руку.
— Хочешь меня, Камилла? Хочешь меня, негодяя и дикаря? — И добавил, подумав: — Ты меня хочешь, пусть я намерен добиться смертного приговора для твоего дяди?
— Нет! — воскликнула она, а глаза ее умоляли не верить.
— Твое тело предает тебя, Принцесса, — сказал он, снова возвращая руку к ней под юбку. — Оно утверждает, что ты хочешь меня. Оно просто кричит, что ты хочешь доставить удовольствие мне больше, чем своим родственникам, и получить удовольствие, которое только я, и никто другой, могу предложить тебе. И так и должно быть!
— Я не стану выбирать между тобой и моим дядей, — с горячностью сказала она. — Ты не заставишь меня делать такой выбор.
Упрямее женщины он в жизни не встречал.
— Еще как заставлю, — он пошире раздвинул ей ноги. — Заставлю, вот увидишь.
Он наклонился и поцеловал ее возле колена. Она изумленно ахнула. Раз за разом он поднимался все выше, пока не поймал ее, дрожащую как кролик, в ловушку, добравшись губами до самого сокровенного местечка.
— Саймон! — вскрикнула она, в голосе слышалась растерянность. — Ты что…
— Нравится? — спросил он, не прерываясь. Раньше он этого с ней никогда не делал: он не был уверен, что она воспримет это без смущения. Но это был лучший способ возбудить женщину… и заставить ее желать большего.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Щеки ее полыхали, губы были полураскрыты, а глаза зажмурены.
— Нравится? — снова спросил он.
— Я… я не знаю.
И это было правдой, она не знала. Это было одновременно странно, и чудесно, и неприятно… и, боже, как это разжигало ее и без того неуемное желание. Но она в этом ни за что не сознается. Ни за что!
Теперь она раскусила его игру. Негодяй мучил ее ее же собственной страстью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106