— А если не поймет, я знаю, как смягчить его гнев. Я просто скажу, что хотел убедиться, что жена будет по мне скучать.
Она прервала его, поцеловав его в губы. Поцелуи мгновенно превратился в пламя, и Саймон ловко усадил Камиллу на колено, освободив руку для ласк. Он торопливо расстегнул ее платье и скользнул рукой к груди, а поцелуй его становился все более нетерпеливым.
Почувствовав, как что-то упирается в ее бедро, она оторвалась от его губ.
— Хватит, Саймон! Тебе надо идти. Опоздаешь!
Не обращая внимания на ее слова, он нагнулся, прильнув губами к ее груди.
— Я не уйду, не убедившись, что ты будешь скучать, — пробормотал он, легонько покусывая ее за сосок.
— Я буду скучать! — И тут она почувствовала себя такой ослабевшей от желания, что ей стало все равно, где он возьмет ее. Хоть прямо на улице. — Ах ты, дурень, я буду, буду скучать! Теперь отпусти меня!
Он поднял голову. На губах играла улыбка победителя.
— Так-то лучше, — он опустил ее и посмеивался, глядя, как она застегивает платье. — Я бы предпочел, чтобы ты вообще не носила одежды, Принцесса.
— Постараюсь это учесть, когда пойду за покупками, — хмыкнула она.
Он подхватил ее на руки.
— Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, — он снова поцеловал ее. — Отошли сегодня вечером слуг, и мы оба сможем разгуливать по дому в чем мать родила, когда нам заблагорассудится.
Она постаралась принять вид оскорбленной невинности, но все, что ей удалось, — это нахмуриться, и то с трудом.
— Знаешь, ты настоящий дикарь.
— Знаю, — он пожирал ее глазами, и у нее от этого взгляда побежали по спине мурашки. — Поэтому я и нравлюсь тебе.
Конечно, Камилла пыталась протестовать, но попытки эти были смехотворны. Так что Саймон вполне мог довольно улыбаться, когда шел к выходу. Да и Камилла не могла удержать улыбки, спешила к двери поглядеть, как он бодро идет по тропинке, насвистывая американскую джигу.
Когда он скрылся из виду, она вернулась в их общую спальню и принялась прибираться, задвигая ящички, не закрытые впопыхах, подбирая валяющуюся одежду Саймона. Подняв с пола его шелковую рубашку, она прижала ее к груди.
Ох, что же ей теперь делать? Теперь, когда о расторжении брака не могло быть и речи, продолжать войну не имело смысла. Она должна признать, что быть его женой очень даже неплохо. Ей нравилось просыпаться с ним рядом, нравилось, как его рука нежно ласкает ее, играет ее шелковистыми волосами. Нравилось готовить для него, ибо каждому новому блюду он расточал щедрые комплименты. Нравилось смотреть, как он купается.
Она очень хотела понять, что это значит — жить с ним как муж и жена. И она уже увидела, с какой благодарностью принимает он ее усилия привести в порядок дом, он сам сказал об этом прошлой ночью. Ах, как недурно, в сущности, могла бы сложиться их жизнь.
Но сдаться и попустительствовать планам Саймона означало предать дядю Жака. Она вздохнула, и в ее памяти возникли знакомые картины: дядя Жак объясняет, почему она должна пойти жить к Фонтейнам: мол, они лучше его смогут о ней позаботиться… дядя Жак, грызя кончик сигары, хвалит ее за хорошие оценки в школе… дядя Жак плачет над телом убитого брата, ее отца…
Она проглотила подступившие слезы. Разве она могла предать его?
Она не представляла, что теперь делать. Покориться Саймону и спокойно смотреть, как дядю повесят? Или продолжать гнуть свою линию, отказывая ему в постельных радостях. Нет, это невозможно. Слишком сладок мир, чтобы снова желать войны.
Боже, ну и путаница. Ох, как необходим ей чей-то мудрый совет! Но кому она может довериться, кто поймет, что неудержимое влечение к мужчине может заглушить все доводы рассудка. Но ей не к кому пойти, увы.
Она уронила рубашку. Нет, неправда. Есть человек, который ее всегда поймет. Дезире. И теперь, когда закончился срок ее заточения после свадьбы, никого из Фонтейнов не удивит, что ей захотелось навестить семью.
Сразу почувствовав бодрость, Камилла быстро оделась и отправилась искать Чучу. Та уж наверняка с удовольствием присоединится к ней и зайдет к старым хозяевам.
«Ах, да, конечно, Чучу — маленькая предательница Чучу! Вот кто распространяет слухи об их отношениях с Саймоном, — думала Камилла, направляясь через двор к кухне. — Только Чучу, больше некому. Хотя и отчитывать ее сейчас нельзя: она просто станет все отрицать».
По крайней мере, теперь девчонка может оповестить всех и вся, что в доме Вудвардов жизнь наладилась. Когда утром Камилла спустилась за завтраком для Саймона, Чучу хитро заметила ей, что она отлично выглядит, значит, она наверняка поняла, что произошло. Но Камилла даже поддерживала в Чучу этот интерес, чтобы маленькая сплетница побыстрее разболтала обо всем и Саймону не пришлось самому пресекать насмешки креолов. Пусть и Фонтейнам насплетничает. Пусть знают. Выходя из дому, Камилла надела перчатки и шаль — подарок Саймона.
Войдя в дом Фонтейнов, она обрадовалась: тетя Юджина ушла за покупками, а дядя Август рано отправился на работу. Дезире была дома. Хорошо, что не придется вести вежливую беседу с дядей и тетей, зная, что они наверняка уже наслышаны о произошедшем.
Когда Камилла вошла, Дезире еще завтракала. Дети не могли скрыть любопытства во взглядах, Дезире же набросилась на Камиллу, как ураган, утверждая, что за эту неделю она похудела без женской опеки. Хоть Камилла и пыталась ее убедить, что ест достаточно, Дезире не успокоилась, пока не усадила подругу за стол отведать знаменитых оладьев.
Поначалу дети чурались ее, но, понемногу убедившись, что замужество ничуть ее не изменило, что она не превратилась в чужую тетю, они стали вести себя с ней так, будто она просто уезжала ненадолго в путешествие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106