И неудивительно, потому что в свои восемнадцать он был немыслимо богат и успел устать от жизни. Его покойный отец в свое время был самым богатым человеком в округе и избаловал сынка до отвращения. Так что он мог не обращать внимания на мнение окружающих.
— Она сирота, живет с дядей и тетей, — продолжал генерал. — Дядю зовут Август Фонтейн. Торговец хлопком, не слишком богат, но пользуется уважением благодаря своему происхождению. Считается, что он ведет свой род от какого-то из французских королей.
— Что ж, гордыня у него поистине королевская. Теперь понятно, почему он не желает, чтобы племянница танцевала с таким, как я. — Саймон налил стакан пунша и выпил одним глотком, от души пожелав, чтобы это было что-нибудь покрепче. — Оказывается, креольским леди запрещено танцевать с человеком, предварительно не прошедшим церемонии официального знакомства с семьей.
— А, ну да, — кивнул генерал. Он потягивал пунш маленькими глотками, скользя взглядом по лицам и нарядам собравшихся с легким пренебрежением. — Насчет этого у креолов целый свод правил. Традиции блюдут свято и заносчивы, знаете ли, чертовски.
«Заносчивы — не совсем точное слово, — подумал Саймон. — Высокомерные снобы, свихнувшиеся на идее своего псевдоевропейства!»
— Надеюсь, тебе удалось передать ей все, что я просил? — спросил генерал, прерывая его размышления,
— Да.
Генерал, видимо поняв, что майор не желает вдаваться в детали, добавил:
— Смелая девочка, правда? Встать над целой толпой разъяренных мужчин и объяснить им, какие они на самом деле дураки.
Саймон усмехнулся, вспомнив, как Камилла урезонивала своих соотечественников.
— Не знаю, храбрость это или мадемуазель Гирон просто не удержалась и высказала наконец все, что накопилось у нее на душе.
Он даже не предполагал, как много эти слова говорят о его отношении к новой знакомой, пока генерал не пробурчал себе под нос:
— Что и говорить, решительная особа.
Вот именно. Решительная. Это как раз про нее.
Саймон вспомнил, какой нагоняй получил за то, что поначалу отказался танцевать с ней. Большинство других женщин молча проглотили бы обиду. Но только не Камилла Гирон. Она ясно дала понять, что просто так его не отпустит. И сделала это на удивительно правильном английском.
Жаль, что с собственным дядей она ведет себя не столь решительно. Этому человеку не помешала бы хоть малая толика ее искренности. Саймон сжал в кулаке бокал с пуншем. Он, конечно, вряд ли простит Фонтейну наглость, которую тот себе позволил, но еще больше злило его отношение этого высокомерного хама к племяннице. Она не заслужила того, чтобы быть униженной перед лицом незнакомого человека.
— Я смотрю, мадемуазель Гирон не на шутку растревожила тебе душу, — проворковал генерал вкрадчивым голосом, который появлялся у него в те моменты, когда его начинали интересовать чужие секреты. — Что-то я не припомню, чтобы раньше ты выпивал больше одного стакана пунша на подобных мероприятиях, а нынче уже третий приканчиваешь.
Только теперь Саймон заметил, что лакает пунш, как заядлый пьяница, дорвавшийся до дармовой выпивки. Он осторожно поставил недопитый стакан на стол, про себя кляня генерала за проницательность.
Да, Камилла Гирон растревожила его душу, и не на шутку. Он не мог оторвать от нее глаз с той секунды, как поймал ее взгляд через весь зал. Как все креолки, она носила платье, которое с тем же успехом могло быть на ней просто нарисовано, поскольку повторяло малейшие изгибы ее тела с изумительной точностью. Ему доставляло болезненное наслаждение представлять то, что находится под этим платьем. Такую же боль он испытывал от желания взять в ладони ее пышные волосы орехового цвета и погрузить в них лицо.
Трудно выкинуть из головы такие возмутительные мысли, но он с этой задачей справился, прекрасно понимая, что эта девушка создана не для него. Что-то отличало ее от остальных — как королеву, которая по ошибке очутилась где-то в неподобающем месте, но все равно всем ясно, что она королева.
Н-да, только королевы ему сейчас в жизни и не хватало, особенно креольской. Если бы он тогда отказался с ней танцевать!..
Он помрачнел. Надо было крепче держать оборону. Черт подери, с ней потанцевать — все равно что в аду побывать. Он потратил целую вечность, разглядывая ее. Кожа ее была как тончайший фарфор, который обожала его мать и так и не смог купить отец. Он замечтался: а какова она на ощупь — там, на скрытых округлостях… кремовая и мягкая кожа обнаженного покатого плеча… гладкая и нежная — на внутреннем сгибе… туго натянутая, розовая — на изящной пяточке. Мучительное желание дотронуться до нее губами, проверить, какая она на вкус, заставило его поцеловать руку Камилле в перчатке. Хотя он бы предпочел, чтобы рука была обнаженной.
Саймон схватил отставленный было бокал и допил. Его брат Нейл всегда обвинял его в излишней романтичности, но эти беспочвенные мечты о недосягаемой креолке и вправду походили на наваждение. Следующим моим шагом, подумал он, будут глупейшие ухаживания, будто я какой-нибудь французишка.
Саймон со стуком поставил бокал на стол. Генерал взглянул на него и сказал:
— Позволь на правах старшего дать тебе совет, друг мой.
— Какой еще совет? — резко спросил Саймон, очнувшись.
— Если ты намерен и дальше ухаживать за мадемуазель Гирон, то приготовься к некоторому сопротивлению со стороны ее семейства. Судя по тому, что рассказал Бернард, месье Фонтейн этого не потерпит. Он не слишком жалует американцев.
— Не волнуйтесь, в мои планы не входит ухаживать за креолкой.
— Ну, раз так… — вздохнул генерал, и глаза его насмешливо сверкнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106