Происходит девальвация мастерства и искусства.

* * *

Для художника весь материал, Ц а он в объеме не имеет пределов, ибо в коне
чном счете он Ц сама жизнь, Ц это как обыкновенное солнце. Его много, оно
везде. Оно обладает своими качествами: теплое, светлое, Однако, чтобы резк
о проявить его основное качество, чтобы воочию показать, что солнце Ц эт
о огонь, мы должны собрать его рассеянные лучи в пучок при помощи двояков
ыпуклой линзы. Образуется маленькая ослепительно-яркая точка, от которо
й тотчас начинает куриться дымок.

* * *

Сущностью любого произведения искусства должно быть нечто объективное
в субъективном освещении. Например, художник пишет дерево. Но это значит,
он пишет: «Я и дерево». Или: «Я и женщина», «Я и русский пейзаж», «Я и кавказс
кий пейзаж», «Я и демон», «Я и московская улица»…
Значит, нужно изобразить основные характерные признаки московской ули
цы так, чтобы в них сквозило отношение художника к изображаемому: то ли он
любит московскую улицу Ц и она кажется ему прекрасной и величественной
, то ли он не любит ее Ц и она представляется унылой, серой, холодной, не жив
ой.
Ну, а как быть художнику, если ему нужно изобразить: «я и вся земля», «я и чел
овечество», «я и вселенная»?
Может быть, именно в этой точке начинается Рерих.

* * *

В одном романе Жюль Верна люди решили при помощи выстрела из огромной пу
шки сместить ось земного шара. Тогда растопились бы полярные льды, полов
ину Европы, в том числе и Париж, залило бы водой и так далее.
Время выстрела было объявлено. Европейцы в панике ждали часа катастрофы.

Только один математик сидел спокойно в парижском кафе и пил кофе. Он пров
ерил расчеты безумцев, нашел ошибку в расчетах и знал, что ничего не произ
ойдет.
Как часто во время литературных дискуссий и шумных кампаний приходится
довольствоваться грустной ролью математика, спокойно пьющего кофе.

* * *

Что значит Ц знаю ли я этого человека? Это значит Ц знаю ли я, как он посту
пит в том или другом случае, в той или иной сложившейся обстановке.
Я жил сорок дней в Малеевке. Писал рассказы, роман, катался на лыжах, читал,
слушал самого себя.
Однажды пошли стихи. Четыре стихотворения за три дня. Потом стихи прекра
тились так же неожиданно, как возникли. Значит, из сорока дней три оказали
сь стихотворными. Но чтобы эти три дня подкараулить, нужно было все сорок
дней прислушиваться к самому себе.
Если бы эти три дня пришлись на Москву (с утра Ц телефонные звонки, в один
надцать Ц встреча в редакции, в три Ц совещание, в шесть Ц просмотр ново
го фильма), то написанных мною четырех стихотворений не появилось бы. Я та
к и не узнал бы, что у меня, оказывается, было три стихотворных дня.

* * *

Ужасной машиной зубной врач сверлит зуб. Он может сверлить его очень дол
го и высверлить почти весь, и все Ц не больно. Но вдруг острая боль пронза
е все тело, каждую клетку. Кажется, больно и в мозгу, и в сердце, и даже в пятк
ах. Значит, сверло дотронулось до обнаженного нерва.
Я не знаю, от чего это зависит, но огромное большинство произведений совр
еменного, да и не только современного искусства, как бы добротны, обстоят
ельны и художественны они ни были, не дотрагиваются до нерва. Их читают, от
зываются одобрительно, даже рекомендуют читать друзьям…
И вдруг с одним из произведений происходит нечто. Вырывают из рук, говоря
т взахлеб, звонят по телефону, в библиотеках очереди, книгопродавцы дост
ают из-под прилавка… Книга зацепила за нерв, и сразу все и везде: в Москве, в
Ленинграде, на Камчатке Ц почувствовали, что больно.
Ни зубной врач, ни художник не знают, что сейчас-то, сию-то секунду они дотр
агиваются до нерва. Это происходит неожиданно для них самих, и они узнают
об этом уже по реакции пациента или читателя: по вздрагиванию, по вскрику
или даже по воплю.

* * *

Телепатия Ц вещь настолько же реальная, как телевидение или радио. Коне
чно, сидя в Москве, читать мысль человека, идущего теперь по улице Лондона
, кажется невероятным, неправдоподобным. Но еще более неправдоподобным к
азалось лет двести-триста назад, что, сидя в Москве, можно смотреть футбол
ьный матч, происходящий в Лондоне.
Конструктор, конструируя человека, вмонтировал в него и аппаратик для пе
редачи и приема мысли на расстоянии и вообще для передачи мыслей другим
людям без посредства слов, жестов, мимики и выражения глаз. Известно даже
месторасположение этого аппаратика в мозгу.
Но что делал бы дикарь, никогда не соприкасавшийся с цивилизацией, если б
ы ему в руки попал транзистор? Вероятно, он повертел бы его в руках и поста
вил бы у себя в пещере, как украшение, или таскал бы на шее, как талисман.
Я хочу сказать, что конструктор, дав человеку аппарат для самой совершен
ной и могучей связи, почему-то не вложил в человека умения пользоваться э
тим аппаратом, считая, вероятно, что на ранних стадиях развития человек н
е то что недостоин, но неспособен пользоваться этим разумно и не во вред. В
самом деле, представьте, что мы читали бы все мысли друг друга и могли бы п
роизвольно влиять на поступки других людей!
Неумение пользоваться телепатией такое же благо, как и то, что маленькие
дети не умеют пользоваться папиным ружьем или пистолетом. Вероятно, мы д
олжны дорасти и научиться сами на какой-то стадии своего развития включ
ать и выключать тот аппарат, который есть в каждом из нас со дня рождения.

Если только это не атавизм. То есть могло быть и так, что на самых ранних по
рах аппарат действовал, а когда мы познали речь и когда усложнились чело
веческие отношения, он автоматически отключился.
1 2 3 4 5 6 7 8