Местный доктор уже склонился над Джоулом и расстегнул его рубашку. Я увидела ужасную лужу крови. Подбежали два человека с носилками. Посовещавшись, они отошли в сторону. Очевидно, Джоул уже умирал.
Я опустилась перед ним на колени и коснулась его руки. Глаза Джоула оставались открытыми. Я произнесла его имя, но он не отозвался. И я просто продолжала стоять на коленях. Песок был сырой и холодный.
В такие минуты с людьми происходит обычно что-то странное. Я словно сама стала Джоулом, и передо мной вереницей прошли события его жизни. Я вспомнила то лето, когда он выращивал кроликов на заднем дворе, как я водила его в кино и он покупал в фойе воздушную кукурузу. Я вспомнила даже последние беспокойные годы в Нью-Йорке, как Джоул просиживал вечерами в пустых кофейнях, в дождливые дни ходил по музеям. Молодой человек с приятными тонкими чертами, который в поисках своего утраченного пути пытался заниматься книгами, искусством, галлюциногенами. В то время как другой юноша тоже чувствовал себя потерянным и тоже искал свой путь.
Наконец Джоула стала бить мелкая дрожь, и глаза его задвигались. Словно ощутив прилив новой силы, он попытался подняться, и мне показалось, будто Тонио опять вернулся и пытается спасти тело Джоула.
– Нет! – вскрикнула я, и он снова уронил голову. Его губы скривились в совсем не свойственной Джоулу надменной усмешке.
Во всяком случае, это был конец. Конец для обоих. Раненое тело не могло больше быть ареной для их поединка.
Я еще продолжала сидеть, сгорбившись в свете прожекторов, но уже начинала сознавать то, что происходило вокруг. Неожиданно ко мне вернулся слух. Репортеры о чем-то спрашивали меня. Люди Рассела с трудом удерживали их. Обнаружив себя в окружении камер и микрофонов, я наклонилась к телу Джоула, чтобы укрыть его от них.
Потом появился Тед. Он нагнулся, схватил меня за руку и резко поднял.
– Здесь не место для тебя, Нора.
Оглядевшись, я увидела, как тело Джоула накрыли одеялом.
– Уберите с дороги камеру, или я разобью ее! – кричал Тед.
– С вашей дочерью все в порядке, миссис Бенсон, – сказал Рассел. – Она просто испугана.
Я услышала жалобные всхлипы, и поняла, что это Кэрри.
Рана на шее Кэрри, хотя и страшная на вид, оказалась совсем незначительной. Тед сам обработал и перевязал ее. На время он стал чуть ли не сентиментальным отцом. Во всяком случае, позволил детям говорить и не требовал тишины. Когда Кэрри попросила, чтобы привели Барона, Тед пережил и это, хотя обычно его раздражал собачий лай.
Правда, Барон уже почти и не лаял. После первых восторгов встречи он улегся у ног Кэрри, не обращая внимания на крики репортеров и прочие звуки, доносившиеся с улицы.
Потом дети утомились и побрели спать. Я сидела, глядя в огонь. И только Тед не мог угомониться. Вероятно, он чувствовал себя неуверенно без своей работы. В конце концов он пристроился у телефона.
Тед позвонил Марте, и она рассказала ему, о чем сообщали газеты и телевидение. Стоило ли звонить в Нью-Йорк, чтобы услышать об этом? Словно песок, кровь и туман, клубившийся в лучах прожекторов, были слишком грубыми, сырыми фактами, которые становились полноценными только после обработки средствами массовой информации.
– Я переночую здесь, – объявил он наконец. – Позвони, пожалуйста, утром в лабораторию. Вернусь, когда заберут тело. Его доставят в Бэй-Шо для вскрытия.
Меня удивило, что Джоул стал теперь просто телом. Предстояли еще и похороны… Слезы стали наворачиваться на глаза, но я удержала их, решив, что для этого еще будет время, когда я останусь одна.
– Дети вели себя превосходно, – продолжал Тед. – Сейчас они пошли спать. Никаких неприятностей.
Последняя фраза вызвала у меня недоумение. Что еще за неприятности? Только когда он повесил трубку и повернулся, я догадалась, что он имел в виду меня.
Тед сунул руки в карманы.
– Никогда бы не подумал, что Джоул окажется агрессивным, – заявил он.
– Но это был не Джоул, – начала я и умолкла.
Тед, конечно, уже слышал об одержимости духом Тонио – дети только о ней и говорили. И теперь он хотел сказать мне, что ничему не верит. Более того, он, кажется, специально предостерегал меня от упоминания таких вещей.
Пока я обдумывала его слова, позвонил доктор Райхман. Едва он прилетел в Лиму, ему позвонили из полиции, и он срочно вернулся, чтобы убедить Джоула сдаться. Но к тому времени, когда самолет доктора приземлился, Джоул был уже мертв. Доктор Райхман взял такси и поехал домой. Я представила себе, как он сидит один в своей мрачной гостиной.
– Мне так жаль Эрику, – сказала я.
Наступило молчание. Быть может, он вспоминал Сан-Франциско и ту квартиру, где начинался их роман.
– Ja, – произнес он наконец и тяжело вздохнул.
Потом к нему вернулся инстинкт врача, и он принялся успокаивать меня.
Доктор Райхман спросил о смерти Джоула, но когда я упомянула о роли доктора Сингха, он перебил меня:
– Дорогая, мы здесь имеем дело с креативными способностями. Вы должны принять во внимание и свое собственное воображение.
– Но ведь он описал доктора Сингха, которого никогда не видел.
Однако доктор Райхман продолжал, словно не слышал моей реплики:
– Такие вторичные личности всегда вызывают ощущение беспокойства. И тут можно воочию наблюдать, как в примитивных обществах зарождаются различные верования.
Он продолжал рассуждать о вине, вытеснении, кристаллизации.
– Но Джоул был в Марокко, когда произошли первые убийства.
– Он услышал о них позже.
Я начала понимать, что пытался внушить мне Тед. Продолжая упорствовать, я попросту присоединяюсь к рядам тех помешанных дам, которые обращаются к эктоплазме и записывают на дощечках сообщения, полученные из иного мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55