А дом стал слишком большим для ребенка и мужчины, который появлялся там очень нечасто. Джоула послали в интернат. Я долго чувствовала себя виноватой. Но ведь тогда речь шла о моей судьбе.
Я могла потерять и Теда, и свое будущее, если бы вовремя не решилась на это. Может быть, следовало все делать постепенно? Или даже взять Джоула с нами? Но не думаю, чтобы это пришлось по вкусу Теду. Для Джоула наступили тяжелые времена. Новая школа, новые лица и ощущение перевернувшейся вселенной. Он схватил пневмонию, и мы даже подумали, что он умрет. Однако Джоул выкарабкался, худой и слабый, но уже более стойкий. Кажется, тогда в его взгляде появилась какая-то печальная усталость.
Потом он приезжал к нам во время каникул, а позднее, когда мы перебрались в Кембридж, проводил с нами уик-энды. Внешне наши отношения ничуть не изменились, но в глубине души я продолжала испытывать чувство вины, а Джуол, конечно, не мог забыть, как его бросили. В результате у меня постепенно возникло подсознательное стремление критиковать поступки Джоула. Долгое время у меня не было к тому никакого повода. Он превосходно учился в колледже. Правда, получив диплом, за короткий срок сменил несколько рабочих мест, но таков путь многих молодых людей: они должны найти себя. Его несчастная любовь тоже не встревожила меня – лучше уж пережить это в молодости. Но внезапное путешествие Джоула в Марокко доставило мне немало волнений. Меня очень обеспокоило легкомыслие, с которым он растратил все свои деньги. Вернувшись из Танжера, он уже не искал себе нового места и, работая свободным редактором, едва сводил концы с концами. Если я звонила ему в полдень, он был еще в постели. Однажды взяв книгу с его книжной полки, я уронила какой-то шарик, обернутый фольгой. Фольга немного отогнулась, и под ней обнаружилось нечто вроде нуги, но когда я отломила кусочек, чтобы попробовать, Джоул остановил меня:
– Не надо, это киф.
– Киф? – Слово показалось мне знакомым, и все же я не могла припомнить его значения.
– В Турции его называют – гашиш.
– Гашиш! Так вот как он выглядит. – Я рассматривала шарик, пока Джоул не забрал его у меня. – Ты что, интересуешься наркотиками? К чему это тебе?
Джоул пожал плечами, как обычно делал, когда хотел избавиться от дальнейших вопросов.
– Я привез его из Марокко.
– И ты теперь присоединился к тем, кто расширяет свое сознание? – спросила я самым равнодушным тоном, на какой только я была способна.
Но Джоул больше не доверял мне. Он легко сменил тему разговора, а у меня появился новый повод для беспокойства.
Все это пришло мне на ум, когда я ждала у окна. В конце концов раздражение уступило место тревоге. Повинуясь внезапному импульсу, я оставила свой стакан и устремилась к телефону.
Мои дети слишком сообразительны. Услышав, как я набираю номер, Кэрри догадалась, кому я звоню.
– Ты думаешь, он все еще дома? Что же это такое!
– Он мог прилечь и проспать.
– Очень мило, – фыркнула Кэрри. – Я думаю, мне можно взять хотя бы кусок хлеба.
– Наверное, можно, – ответила я рассеянно. В трубке слышались только долгие гудки, но я не вешала ее, ведь у меня не было другого способа связаться с Джоулом. Я подумала, что не знаю, кто его друзья и есть ли они у него вообще. В колледже у Джоула был приятель. Они жили в одной квартире в доме без лифта недалеко от университета. Но тот приятель, кажется, уехал в Вашингтон. Были несколько симпатичных девушек, но они вышли замуж. И была Шерри. Долгий и безнадежный роман – однако он тоже остался в прошлом.
«И все-таки должен быть кто-то еще», – подсказывала мне моя интуиция.
Погрузившись в размышления о прошлом, я не сразу осознала, что гудки в трубке уже прекратились.
Правда, никакого ответа не последовало – ни единого слова. Просто кто-то снял трубку, и я услышала приглушенные звуки медленного джаза.
– Джоул! – закричала я в трубку. – Это Нора!
Послышался глубокий вздох, потом какой-то хрип, как будто отвечавший не вполне владел своими голосовыми связками. Потом незнакомый голос медленно повторил.
– Нора.
Я снова назвала его по имени, хотя сильно сомневалась, что говорю с Джоулом, – этот голос никак не мог ему принадлежать. Но я не услышала больше ничего, кроме неторопливого завывания джаза. Питер оказался рядом со мной. Кэрри осталась на месте, но ее лицо утратило обычную уверенность. Она снова стала маленькой послушной девочкой.
– Что случилось? – спросила она испуганно.
Я повесила трубку и с большим трудом обрела подобающую матери семейства уверенность. Однако мои мысли метались в поисках решения. Конечно, я могла вызвать полицию. Но тут же мне вспомнился шарик в фольге. Гашиш – это наркотик. Если они найдут его, Джоул может попасть за решетку.
– Не знаю, – призналась я, – у Джоула снята трубка. Вы посидите спокойно, пока я к нему сбегаю?
– Я тоже пойду, – заявил Питер, и Кэрри положила руку ему на плечо.
Они выглядели собранными и решительными. Но, разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы взять эту бравую армию с собой. Я понятия не имела, что меня там ждет, о чем и сказала им. Они стали возражать. Пускаться в прения не имело смысла. Я быстро надела пальто, натянула боты и, наклонившись к зеркалу в прихожей, обнаружила, какой у меня ужасный вид: бледное испуганное лицо, вытаращенные глаза. Чтобы выглядеть лучше, я попыталась соорудить кое-какую прическу. Но у меня не было времени доделать ее, поэтому пришлось обмотать голову красным шарфом.
– Если он болен, понадобится доктор, – напомнил мне Питер.
– Сначала я сама посмотрю. А потом можно будет позвать твоего отца.
Прежде чем они смогли продолжить дискуссию, я открыла дверь, и ветер унес их протестующие возгласы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55