Это напоминание касается главным образом понятия свободы,
о котором необходимо с удивлением заметить, что еще очень многие хвастаются
тем, что они его очень хорошо понимают и могут объяснить его возможность,
между тем как они рассматривают его только в психологическом отношении; но
если бы они до этого точно исследовали его в трансцендентальном отношении,
они признали бы и его необходимость как проблематического понятия в
законченном применении спекулятивного разума, и полную непостижимость его;
если бы они затем перешли с ним к практическому применению, они сами собой
должны были бы дойти именно до определения этого применения к его
основоположениям, до которого они вообще-то никак не хотят снизойти.
Понятие свободы - это камень преткновения для всех эмпириков и в то же
время ключ к самым возвышенным практическим основоположениям для
критических моралистов, которые видят благодаря ему, что они необходимо
должны поступать рационально. Ввиду этого я прошу читателя внимательно
просмотреть то, что говорится об этом понятии в заключительной части
аналитики.
Пусть знатоки подобного рода работ сами судят о том, сколько усилий стоило
такой системе чистого практического разума, какая развивается здесь из его
критики, прийти прежде всего к истинной точке зрения, с которой можно верно
указать ее целое. Правда, она предполагает уже "Основы метафизики
нравственности", но лишь постольку, поскольку эти "Основы" предварительно
знакомят нас с принципом долга и дают и обосновывают определенную формулу
долга (4); в остальном же она обходится без посторонней помощи (besteht es
durch sich selbst). To, что здесь деление все практических наук не доведено
до завершения так, как это сделала критика спекулятивного разума, кроется в
природе этой способности практического разума. В самом деле, если мы хотим
классифицировать обязанности как обязанности человека, то частное их
определение возможно только тогда, когда мы до этого познаем субъект этого
определения (человека), исходя из его действительной природы, хотя бы лишь
постольку, поскольку это необходимо по отношению к обязанности вообще; но
это уже не относится к критике практического разума вообще, которая должна
только показать принципы его возможности, объема и границ полностью без
особого отношения к человеческой природе. Это деление относится,
следовательно, к системе науки, а не к системе критики.
Во второй главе аналитики я, надеюсь, дал удовлетворительный ответ одному
правдивому и резкому, но достойному уважения рецензенту указанных "Основ
метафизики нравственности" на его упрек относительно того, что понятие
блага не установлено там до морального принципа (5) (как это было бы, по
его мнению, необходимо) ; в ней приняты во внимание и некоторые другие
возражения, которые дошли до меня от людей, доказывающих, что им дороги
поиски истины (ведь те, кто видит только свою старую систему и уже заранее
решил, что должно быть одобрено или не одобрено, не желают никакого
обсуждения, которое могло бы быть препятствием для их частных целей); так я
буду поступать и впредь.
Когда дело идет об определении особой способности человеческой души по ее
источникам, содержанию и границам, то исходя из природы человеческого
познания это, конечно, возможно только в том случае, если точное и
(поскольку это возможно при нынешнем положении уже приобретенных нами
элементов его) полное изложение его начинать с его частей. Но здесь надо
обратить внимание еще на нечто другое, имеющее более философский и
архитектонический характер, а именно на необходимость правильно постичь
идею целого и из нее в чистой способности разума обратить пристальное
внимание на все части в их отношении друг к другу, выводя их из понятия
этого целого. Подобное исследование и подтверждение возможны только после
самого близкого знакомства с системой, и те, кто был недоволен первым
изысканием, следовательно, считал бесполезным приобрести это знакомство, не
дойдут и до второй ступени, а именно до [общего] обзора, который
представляет собой синтетическое возвращение к тому, что прежде было дано
аналитически; и неудивительно, что они везде находят непоследовательность,
хотя пробелы, которые они предполагают, имеются не в самой системе, а
только в их собственном нелогичном мышлении.
В этом исследовании я не опасаюсь упрека в том, что хочу вводить новый
язык, так как способ познания здесь сам собой становится близким к
популярности. С этим упреком не согласится никто и в отношении первой
критики, если он не только перелистывал книгу, но и продумал ее. Выдумывать
новые слова там, не в языке нет недостатка в терминах для данных понятий, -
это ребяческое стремление выделяться из толпы если не новыми и верными
мыслями, то новыми заплатами на старом платье. Если поэтому читатели
указанной книги знают более популярные термины, которые столь же
соответствуют мысли, как соответствовали, по моему мнению, употребляемые
мною термины, или надеются доказать ничтожность самих этих мыслей, а
значит, и каждого обозначающего их термина, то в первом случае я буду им
очень обязан: ведь я хочу только одного - быть понятым, а во втором они
окажут услугу философии. Но пока те мысли еще существуют, я очень
сомневаюсь, чтобы было возможно найти для них соответствующие и, однако,
более употребительные термины (6). Так были бы теперь найдены априорные
принципы двух способностей души - познавательной способности и способности
желания - и определены по условиям, сфере и границам своего применения, а
этим было бы положено прочное основание для систематической - и
теоретической, и практической - философии как науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11