Примечание II
Быть счастливым - это необходимое желание каждого разумного, но конечного
существа и, следовательно, неизбежно определяющее основание его способности
желания. В самом деле, удовлетворенность всем своим существованием есть не
первоначальное достояние и блаженство, которое предполагало бы сознание его
независимой самодостаточности, а проблема, навязанная ему самой его
конечной природой, потому что он нуждается в этом и эта потребность
касается материи его способности желания, т. е. чего-то такого, что
относится к субъективному, лежащему в основе чувству удовольствия или
неудовольствия, чем и определяется то, в чем он нуждается для
удовлетворенности своим состоянием. Но именно потому, что это материальное
основание определения может быть познано субъектом только эмпирически,
невозможно рассматривать эту проблему как закон, так как закон, будучи
объективным, во всех случаях и для всех разумных существ должен содержать в
себе одно и то же определяющее основание воли. Действительно, хотя понятие
о счастье везде лежит в основе практического отношения объектов к
способности желания, оно все же только общая рубрика субъективных оснований
определения и ничего не определяет специфически, единственно о чем и идет
речь в этой практической проблеме и без чего проблема не может быть
разрешена. В чем именно каждый усматривает свое счастье - это зависит от
особого чувства удовольствия или неудовольствия у него, и даже в одном и
том же субъекте зависит от различия потребностей, которые меняются в
соответствии с этим чувством; следовательно, субъективно необходимый закон
(как закон природы) объективно есть еще очень случайный практический
принцип, который в различных субъектах может и должен быть очень различным
и, значит, никогда не может быть законом: когда желают счастья, важна не
форма законосообразности, а исключительно материя, а именно могу ли я и
сколько я могу ожидать удовольствия, если буду следовать закону. Правда,
принципы себялюбия могут содержать в себе общие правила умения (находить
средства для целей), но тогда они только теоретические принципы (1) (как,
например, закон, гласящий, что, кто хочет есть хлеб, должен выдумать
мельницу) . Но практические предписания, которые на них основываются,
никогда не могут быть общими, ведь определяющее основание способности
желания покоится на чувстве удовольствия и неудовольствия, которое никогда
нельзя считать направленным вообще на одни и те же предметы.
Но если предположить, что конечные разумные существа думают совершенно
одинаково и в отношении того, что они признают объектами своих чувств
удовольствия или страдания, и даже в отношении средств, которыми они должны
пользоваться, чтобы добиться удовольствия и не допустить страдания, - то
все же они никак не могли бы выдавать принцип себялюбия за практический
закон, так как само это единодушие было бы только случайным. Определяющее
основание всегда имело бы только субъективную значимость, было бы только
эмпирическим и не имело бы той необходимости, которая мыслится в каждом
законе, а именно объективной необходимости из априорных оснований; эту
необходимость следовало бы выдавать не за практическую, а только за
физическую, а именно что наша склонность вынуждает нас совершить поступок
так же неизбежно, как нас одолевает зевота, кода мы видим, что другие
зевают. Вернее было бы утверждать, что вообще нет никаких практических
законов, а имеются только советы в угоду нашим желаниям, чем возводить
чисто субъективные принципы в степень практических законов, которые
обладают совершенно объективной, а не только субъективной необходимостью и
должны быть а priori познаны разумом, а не на опыте (каким бы эмпирически
всеобщим этот опыт ни был). Даже правила согласных между собой явлений
называются законами природы (например, механическими) только в том случае,
если они или познаются действительно а priori, или же (как относительно
химических законов) допускают, что они были бы познаны а priori из
объективных оснований, если бы наше знание было более глубоким. Но при
чисто субъективных практических принципах определенно становится условием
то, что в основе их должны лежать не объективные, а субъективные условия
произвольного выбора, стало быть, что они всегда должны быть представлены
только как максимы, а отнюдь не как практические законы. Это последнее
замечание с первого взгляда кажется лишь буквоедством, но оно заключает в
себе вербальное определение самого важного из различий, какие только могут
быть рассмотрены в практических изысканиях.

я4
Теорема III
Если разумное существо должно мыслить себе свои максимы как практические
всеобщие законы, то оно может мыслить себе их только как такие принципы,
которые содержат в себе определяющее основание воли не по материи, а только
по форме. Материя практического принципа - это предмет воли, а этот предмет
- или определяющее основание воли, или нет. Если он определяющее основание
воли, то правило воли подчиняется эмпирическому условию (отношению
определяющего представления к чувству удовольствия и неудовольствия) и,
следовательно, не есть практический закон. А от закона, если в нем
отвлекаются от всякой материи, т. с. от каждого предмета воли (как
определяющего основания) , не остается ничего, кроме формы всеобщего
законодательства. Следовательно, разумное существо или не может свои
субъективно практические принципы, т.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11