Он сидел, смотрел на Анискина глазами русской богородицы и под уч
астковым вдруг покачнулась табуретка, уплыл из-под ног пол… Пахнуло сыр
ой прелью оврага, ударила в зрачки большая зеленая звезда; ударила, кольн
ула, и пошел звон по голове, как по пустой церкви перебор колоколов; заболе
л под левым соском звездчатый шрам, и в запахе пороха давил на ладонь сгус
ток крови, что текла в зеленый луч звезды…
Ц Тихо, тихо… Ц шепотом сказал Анискин и сделал рукой такое движение, то
чно хотел убрать с лица несуществующую паутину. Ц Тихо…
Они молчали минуту. Потом участковый спросил:
Ц Что ты сделал на хуторе, Генка?
Ц Бочата снял с парикмахерши, Ц ответил Генка. Ц Золотые…
Ц Ну!
Ц Она запищала, дядя Анискин, Ц еле слышно сказал Генка, Ц тогда я ее не
много придушил…
Ц Насмерть?
Ц Ой, да наверное, как вы можете подумать такое, дядя Анискин, зверь я или ч
еловек, чего бы я стал ее насмерть из-за часов-то… Вы всегда что-нибудь при
думаете, дядя Анискин, такое придумаете, что даже подумать страшно, не то ч
то выговорить, прямо обидно мне на все это…
Генка пел все тише, паузы между словами делал все длиннее и понемногу выт
ягивал ноги, распластываясь на табуретке. Он все утишивал и утишивал гол
ос, пока не перешел на шепот, так как участковый смотрел на Генку неподвиж
ными задумчивыми глазами. Из них на Пальцева текло невидимое, но ощутимо
е, связывало Генку по рукам и ногам; в глубь Генки и через него смотрел Ани
скин, в печенки и селезенки.
Ц Ну ладно! Ц сказал участковый. Ц Теперь я все про тебя знаю, Генка… Вс
е знаю, ровно и не получал из райотдела телеграмму, чтобы задержать особо
опасного рецидивиста… Понял, не из телеграммы узнал, а от тебя самого…
Генка теперь сидел на табуретке так, словно лежал Ц сползли с колен пере
витые мускулами руки, обвисли ноги-тумбы, заострился славянский нос. Пот
ом Генка по-рыбьи хватил ртом воздух:
Ц Когда пришла телеграмма?
Ц Третьего дня… Не думал я, что ты такой дурак!
Брезгливо, страдальчески поморщившись, участковый прицыкнул зубом и по
днялся с табуретки с таким видом, как поднимается человек, которому давн
о надо было сделать это, но он не решался. Встав, Анискин подошел к русской
печке, снял с шестка коробку с надписью «Дуст» и, вынув из нее щепотку серо
го порошка, посыпал припечек.
Ц Парикмахерша жила еще два часа, Ц приглушенно сказал участковый. Ц
Ты зачем, Генка, фонарик засветил, когда ее душил?.. Дура ты, дура!.. Да с такой
мордой, как у тебя, по карманам шарить нельзя, не то что по мокрому делу… Во
т женщина и опознала твою фотографию… Теперь тебя, Генка, расстреляют! Эт
о беспременно надо произвесть! Ц Участковый тоскливо покачал головой.
Ц Я тридцать два года работаю в деревне милиционером, а убийц еще не было
… Драки бывали, воровство случалось, а убийц… Ты первый, Генка!
Ц Не задерживай меня, дядя Анискин, не отдавай райотделу, Ц жалобно и ст
растно попросила Генкина голова. Ц Не отдавай!
Деревенская слышалась тишина: ни звука не было, ни привязочки, на которой
мог бы отдохнуть напряженный слух. И только шуршали, шуршали за припечко
й тараканы.
Ц Я никого из своих деревенских зря райотделу не отдавал, Ц негромко ск
азал участковый. Ц Ты вспомни, Генка, кого из деревенских я зря райотделу
отдал?
Ц Никого! Ц набухнув, прошептали жаркие Генкины губы. Ц Никого…
Ц Тебя я, Генка, возьму, Ц еще тише продолжал участковый. Ц Я беспременн
о тебя должен взять, но я тебе дам такое условие, через которое ты можешь с
пастись и стать человеком, если превозмогешь трусость… А если она, трусо
сть, сильнее тебя, Генка, то тут тебе Ц гроб!.. Так что решай Ц принимать те
бе условие или нет…
Ц Какое условие?
Ц А вот какое!
Анискин прошелся по комнате, опершись руками в наличники, посмотрел на у
лицу. Увидел он светлую от солнца Обь, синие кедрачи за ней, а за кедрачами
Ц пустоту; полтора километра было от берега до берега реки, но еще больши
й простор расстилался за нею, так как за Обью начинались Васюганские бол
ота; начинались и шли на десятки, сотни километров, ровные и унылые. Над бо
лотами тучей висело смрадное комарье, жалобно пищали длинноногие кулик
и, и солнце торчало на одном месте, словно его остановили.
Ц Слушай мое условие, Генка! Ц сказал Анискин. Ц Даю тебе срок до двенад
цати ночи или, как говорят райотдельские штукари, до ноль ноль часов… Ухо
ди ты до этого срока из деревни. Ты меня не видал, я тебя не видел… Уходи, Ген
ка!
Ц Обласок дашь? Ц одними губами прошептал Генка. Ц Обласок…
Ц Ни лодку, ни обласок не дам! Ц жестко ответил участковый. Ц Ты сам зна
ешь, что я к ним приставил охрану… Пешком уходи, Генка!
Опять не сидел, а лежал на табурете Пальцев, но был уже повернут лицом к ок
ну, где лежала Обь, кедрачи за ней, а за кедрачами…
Ц Это ведь все равно расстрел… Ц прошептал Генка.
Ц А ты как думал! Ц не сразу отозвался участковый. Ц Ты что думал, когда
душил мать двух детей?.. Но иди в болота, бог с тобой! Выйдешь живым
Ц человеком сделаешься, погибнешь Ц тоже правильно будет. Сам ты тепер
ь над собой хозяин, Генка… На этом наш разговор оконченный!
Онемев, Пальцев не шевелился Ц лежали перекисшим тестом на костяке муск
улы, стекали на грудь звериной тоской глаза русской богородицы.
Ц Страшный ты, Генка, Ц прицыкнув зубом, сказал Анискин. Ц Кажный челов
ек от страху бледнеет, а ты краснеешь, ровно хватил стакан водки…
Минут через пять Генка с табуретки встал, запинаясь ногами одна за одну, п
ошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17