Как ты так, Митри
й, жить сумел, что у меня глаза назад перевертываются?
Молчал Пальцев, страдала на кровати Аграфена, текло неспешное вечернее в
ремя под чоканье засиженных мухами ходиков.
Ц У тебя, Анискин, глаза как у стрекозы, Ц помолчав, сказал Дмитрий,
Ц во все стороны видят. Ты еще в двадцатом годе приглядел, куда надо дыша
ть… Вот и нагулял жир, как боров на пшенице!
Ц Это хорошо, Митрий, что ты со мной разговариваешь! Лет пять назад ты на м
еня только молчал и скалился. Это значит, и тебе время приходит о смерти ду
мать, хотя ты при молодом теле… Ведь когда пора придет умирать, ты себя спр
осить должен: «Что же это я, вот он, Митрий Пальцев, жизнь в злобе промыкал? К
ак это так получилось?»
Ц А все из-за тебя, из-за тебя, Анискин! Ц вдруг улыбнулся Пальцев. Ц Тол
ько я жизнь не промыкал, а в большой радости прожил. Я каждый вечер, спать л
ожась, все мечтал о том, что ты погинешь. Сперва твоей смерти от обреза жда
л, потом на Гитлера надеялся, потом на Берию, который тебя за то должен был
взять, что ты с молодых ногтей в деревне милиционером работаешь, а врагов
народа в деревне нет… Последни годы, Анискин, я жду, что ты от жира лопнешь.
Вот от этого моя жизнь веселая была и есть!
Эх, как жалко, что истек, истоньшился голос: «Куда, куда, куда вы удалились?»
Сладок он был, как молодой мед в сотах, рвал душу на части тоской, сладкой, к
ак бабий поцелуй во сне. И смеяться и плакать хотелось от этого голоса, жал
оваться на что-то и говорить по-родному, как в последний час, как во время п
рощанья перед длинной дорогой.
Ц Да, тридцать лет я ждал этого разговору, Митрий! Вот и дождался… Мне и по
мирать легче будет, если ты меня хоть раз поймешь! Ц сказал Анискин и низ
ко опустил голову. Ц Вот ты сам посуди, Митрий, на что я в этом деле дивлюсь
. Ты сам знаешь, что в нашей деревне с двадцатых годов восемнадцать кулацк
их семей было… Ты вот на меня, Митрий, глазом не сверкай, а походи умом по то
му, что с этими семьями сделалось. Молчать будешь, я тебе помогу…
Ц Помогай, помогай, Анискин!
Ц На то и пришел, Митрий, чтобы помочь. Я лосиную кость зубами сгрызу, след
а от нее не оставлю, если ты хоть чуток подвинешься… Я в то не верю, что ты ве
сь каменный.
Заскрипела, застонала кровать Ц больная головой Аграфена перевернула
сь на спину, подтянув под голову подушку, зелеными из темноты глазами ста
ла смотреть на мужа и Анискина. Таились в ее углу сумрак и ожидание, боль и
ненависть, любовь и надежда. Ни слова за весь разговор не проговорила она,
но каждое мужичье слово летело в угол, растекаясь в темени.
Ц Да, Митрий, Ц продолжал Анискин, Ц восемнадцать семей было, а теперь о
б этом никто и не помнит. Живых бывших кулаков имеется шестеро Ц люди как
люди. Это я за их самих говорю, Митрий, а про ихнее семя разговору быть не мо
жет. Сережа у Новиковых в полковники вышел, Гришка Колесников в универси
тете профессором, а Ленька Путинцев, сам знаешь, секретарь райкома. За учи
телей и врачей я уже не говорю, Митрий, у тебя самого дочь Ц ушной доктор. И
вот ты теперь мне скажи, Митрий, как ты в кулачестве остался?
Невесть отчего замолкла на улице гармошка, захлебнулись визгом девчата;
и непонятно почему закачалась вдруг на длинном шнуре электрическая лам
почка. Тени, тени забродили по комнате, удлинялся, а потом делался коротки
м нос Дмитрия Пальцева, высветлился на миг темный угол Аграфены и потух з
еленый блеск ее глаз.
Ц Теперь я тебя, Анискин, не боюсь! Ц усмехнулся Дмитрий. Ц Теперь дело
не пришьешь.
Ц Я бы тебе и раньше дело не пришил! Ц спокойно и тихо ответил Анискин.
Ц Какой может быть враг народу, когда ты один, а народу Ц мильон. Ну, ты сам
посуди, может быть у трактора «Беларусь» комар врагом? Так что ты не слова
сказал, Митрий, а глупость, и мне на ней задержку делать Ц одно расстройс
тво. Ведь ежели кто народу враг, то он самому себе враг. Я это дело так поним
аю.
Ц Анискин, Ц сказала с кровати Аграфена, Ц Анискин, ты водку принес! Нал
ей, Анискин, водки!
Ц Про водку я забыл! Ц не удивившись, не улыбнувшись, не шевельнувшись д
аже, ответил Анискин. Ц Вот водка, Граня!
Он бережно поставил на стол потеплевшую в кармане бутылку, большим и тол
стым, как панцирь черепахи, ногтем отковырнул пробку, сдвинул бутылку к к
раю.
Ц Каждый пусть наливает сколь хочет! Ц сказал он. Ц Ты, Грань, выпей, мож
ет, голове полегчает! Огурцы есть.
Шатаясь, Аграфена поднялась, звеня стаканами, пошарила в шкафчике, редко
ступая, подошла к столу Ц глаза блестели, нос заострился. Водка булькала
страстно, заполнив стакан до краев, вспучилась. Аграфена хлопнула стакан
ом по столу, сказала звонким гортанным голосом:
Ц За вас, мужики!
Залпом выпила водку, провела тыльной стороной ладони по губам, шатаясь и
тревожа половицы, вернулась на кровать. Опять засверкали, загорелись лих
орадочно в углу зеленые глаза.
Ц Я опосля выпью! Ц сказал Анискин. Ц Я теперь как во сне, и в голове точе
чки прыгают…
Ц Я стрельну тебя, Анискин! Ц шепотом сказал Пальцев. Ц Тридцать лет не
мог, а теперь стрельну!
Сложив руки на пузе, склонив большую голову, Анискин смотрел в пол и дико т
осковал. Как проливным дождем, как обской волной, заливало его такой тоск
ой, что хотелось броситься на пол и дико завыть.
Ц Эх, Митрий, Митрий! Ц простонал Анискин. Ц Ведь это что же делается!
Он качался из стороны в сторону, как на молитве… Вдруг уплыла из-под него
табуретка, раздались бревенчатые стены, радужно растаяла в глазах элект
рическая лампочка. Пахнуло сырой прелью оврага, ударила по глазам больша
я зеленая звезда;

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17