Время перешло за восемь, все заметно устали. Большинством голосов было решено продолжить собрание на следующий день в то же время. Люди медленно выходили из зала, не оглядываясь, не разговаривая друг с другом. Все это будет позже, когда они разобьются на доверительно перешептывающиеся группки. Сашо не спешил уходить. Ему очень хотелось хотя бы недолго побыть с дядей, поговорить с ним. Но академик ни одной минуты не оставался один. Его окружили несколько самых близких его помощников, почти все, как этого требует в таких случаях хороший тон, улыбались, правда, весьма натянуто. Только Аврамов выглядел мрачным, лицо его приобрело такой же никотиновый цвет, как его худые пальцы. А затем какой-то незнакомый Сашо человек увез академика в своей роскошной машине с правительственным номером. Куда он его повез — домой? Или, как говорится в подобных случаях, на консультацию?
Сашо взглянул на часы, он предупредил своих, что может задержаться. Лучше всего пойти к ним. Кишо сумеет его понять как никто. И может быть, точнее всех предскажет, чем закончится эта неприятная история. К тому же Сашо еще ни разу не бывал у Фиф, очень все-таки любопытно, как выглядит их берлога. И тут же сообразил, что не купил никакого подарка ко дню рождения. Магазины были уже закрыты, и он ринулся, скользя по мокрому тротуару, в ближайший цветочный магазин. Продавщица уже собралась уходить, и он с трудом умолил ее продать ему горшок обшмыганной герани, оставшийся на полке. С этим грузом Сашо с грехом пополам нашел нужный дом, но найти мастерскую оказалось труднее. Наконец он взобрался на какой-то чердак и кулаком постучал в самую примитивную дощатую дверь, которая больше подходила бы какому-нибудь бараку. Открыла ему Фифа маленькая, одетая как для лыжной прогулки. В помещении было довольно холодно, знаменитый, купленный на валюту масляный радиатор с трудом справлялся с возложенной на него непосильной задачей. Все уже собрались, кроме Фифа большого. Увидев Сашо, Криста подпрыгнула как ребенок и радостно обвила его шею тоненькими руками.
— Я думала, ты не придешь! — сказала она, прижимая горячие губы к его щеке. — Ты даже не побрился!
— Брился, — ответил он. — Просто у меня от напряжения снова выросла щетина.
— Как прошло собрание?
— Отвратительно. Но дай мне оглядеться.
А глядеть действительно было на что. На одной из стен висел большой корабельный штурвал. У двери громоздился старый, проржавленный якорь весом не менее двухсот-трехсот килограммов. Кроме того, здесь имелись компас, секстанты и сломанный барометр, всегда предсказывавший бурю. Впрочем, в мастерской было довольно уютно — пол был покрыт желтой вьетнамской циновкой, на стенах киноплакаты — творение самого хозяина. Вдоль стен тянулись невысокие, застланные красным, лавки, а в углу даже красовался низкий, круглый деревенский стол-софра, служивший, по-видимому, не только для украшения, так как другого стола в помещении не было. Над столом возвышались гладкие Донкины колени. Кишо уныло жевал пастырму.
— А где же сам мореход? — спросил Сашо.
— Час назад отправился за телячьей головой, — сказала Донка, — наверное, решил попробовать ее по дороге.
— Пьет небось где-нибудь, — мрачно изрек Кишо.
— Что это за якорь? Как вы его сюда затащили?
Фифа засмеялась.
— Вдвоем с Гари. Целую неделю волокли его по лестнице — ступенька за ступенькой. Знали бы вы, какой Гари сильный, любого грузчика за пояс заткнет.
Все расселись вокруг стола. Кишо откупорил бутылку дюбоне — довольно жалкий аперитив, как безжалостно отметил про себя Сашо. Но делать было нечего, надо было пить, ведь это подарок того самого бельгийца. Когда все выпили по рюмке, Сашо подробно рассказал о собрании. Слушал его только Кишо, девушки с увлечением обсуждали какого-то нового эстрадного певца — замечательный певец, только вот, к сожалению, извращенец. Почему это к сожалению, спрашивала Донка, ей, когда она увидела этого певца, страшно захотелось ущипнуть его за щечку. Но Криста неожиданно вслушалась в разговор мужчин, лицо ее залилось легким румянцем. Когда Сашо кончил, Кишо, все так же равнодушно жевавший жесткий ломтик пастырмы, бросил кратко:
— Так я и думал. Азманов не дурак.
Сашо внутренне вспыхнул, но ничем себя не выдал.
— А по-моему, стопроцентный глупец, — ответил он сдержанно. — Своими разговорами об апатии он только настроил против себя все собрание.
— Очень его интересует собрание. Он метит гораздо выше, хочет, чтоб его услышали там, наверху… Услышали и оценили.
Сашо враждебно молчал. Кишо, конечно, был прав, и все же ему не хотелось, чтоб это было так.
— Да он, кроме всего прочего, ничего не понимает в биохимии. Кто его знает, может, в морфологии он еще кое-что смыслит, но морфология здесь ни при чем. А биохимию даже студенты знают лучше.
— Это неважно, — с досадой ответил Кишо. — Те, кто к нему прислушается, тоже ничего не понимают в биохимии. Совсем другое дело, если он скажет, что институт не выполняет государственных заданий — это-то каждый поймет.
— Думаю, что это тоже неправда.
— Тут важно совершить диверсию, заронить сомнение. А потом поди объясняйся, если тебе делать нечего.
— Ну ладно, пусть другие не понимают, но наши-то должны понимать! — сердито сказал Сашо. — Им же за это деньги платят. А ведь не нашлось никого, кто бы сказал, что Азманов несет ерунду.
— Представь себе, что они тоже не понимают, — засмеялся Кишо.
Молодой человек задумался.
— Может, ты и прав, — пробормотал он неохотно. — Но в этом сам дядя и виноват. Он их принимал в институт, не я. Теперь пусть расхлебывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144