— В глазах старика отразилась мука. — Милорд, ее нигде нет!
— Этого не может быть! Плохо искали! Лицо Дэвиса посуровело:
— Мы обыскали весь дом, милорд, от чердака до подвала. И обшарили все поместье. И сейчас еще слуги прочесывают каждый куст. Но она… как сквозь землю провалилась, милорд. Мы знаем только, что не хватает нескольких платьев, а Глория говорит, что пропал маленький саквояж.
Кровь застыла в жилах у Габриэля. Лицо его приобрело пепельный оттенок. Мозг отказывался верить в услышанное.
— Возможно, милорд, что ее сиятельство нашла какой-то другой способ добраться до Лондона?..
— Не нашла… — потрясение произнес Габриэль. Желудок вдруг вытолкнул из себя все содержимое, и оно катастрофически быстро поднялось вверх по пищеводу. Дышать стало невмоготу.
— Милорд…
Не дослушав взволнованных слуг, он рванулся вверх по лестнице. Дверь в спальню Кесси распахнулась после первого же удара. Постороннему Габриэль показался бы сумасшедшим. Но никто не видел его, так что никто и не узнал, насколько он был близок к помешательству.
Один… как никогда прежде.
Рядом с огромным шкафом для одежды валялся крошечный кружевной платочек. Он поднял его, уставившись на тончайший узор.
В груди его росло жуткое чувство невосполнимой потери. Он снова и снова вспоминал, какой видел ее в последний раз. Она была убита, бледна как смерть. Словно жалящие слова Габриэля пулями впивались в ее сердце, и оно кровоточило. На лице ее застыла мольба…
— Кесси! — закричал он. Пальцы скомкали кружевной платочек. — Кесси!
Эдмунд возвратился в Фарли-Холл три дня спустя. Широко распахнув двери перед герцогом, Дэвис склонился в низком поклоне:
— Как чудесно, ваша светлость, что вы вернулись!
— Да-а, домой всегда приятно возвращаться, Дэвис. — Эдмунд вручил дворецкому свою шляпу и трость. — Габриэль дома?
Дэвис ответил не сразу. К величайшему изумлению Эдмунда, дворецкий был в явном замешательстве:
— Он наверху, в своей спальне, ваша светлость. Эдмунд нахмурился, поскольку не привык к подобному поведению дворецкого.
— Что-то случилось, Дэвис?
— Все в ваше отсутствие разладилось, милорд. Но вы, наверное, предпочтете поговорить с его сиятельством…
Эдмунд тут же шагнул к лестнице.
— Ваша светлость, — позвал его дворецкий, — имейте в виду, что его сиятельство… немного не в себе…
Это было мягко сказано.
Шторы в спальне были плотно закрыты. Лишь скудный лучик света пробивался сквозь малюсенькую щелку. Стоя на пороге спальни сына, Эдмунд щурился, пытаясь привыкнуть к полумраку и разглядеть Габриэля.
Разглядев же, опешил. Он видывал сына в состоянии ярости. Видел его и безумно защищавшимся от обвинений и упреков. Не раз наблюдал раздраженным и мятежным, когда тот плевать хотел на всех и вся…
Но в таком состоянии — еще никогда.
Сын развалился в кресле у окна. Рубашка была кое-как заправлена в бриджи и свисала поверх них. Выглядела она такой мятой и несвежей, словно в ней спали несколько ночей подряд. Подбородок и щеки покрывала щетина трехдневной давности. Воздух в комнате был спертым, тошнотворно пахло спиртным.
— Боже. Габриэль! Да ты, кажется, пьян!
Габриэль медленно поднял голову. Налитые кровью глаза с трудом сфокусировались на фигуре отца. Его перегруженному алкоголем мозгу показалось совершенно естественным, что отец заявился, чтобы засвидетельствовать его жалкое состояние. На его губах появилась бессмысленная улыбка.
— С-совершенно в-верно, отец. Я нализался и собираюсь продолжать в том же духе. Эдмунд сощурился:
— Что за чертовщина? В чем дело? И где Кассандра? В Лондоне?
Кесси. Даже простое упоминание ее имени вызвало новый приступ боли в сердце Габриэля. Он лишь помотал головой в ответ на вопрос отца, но тот не отстал от него:
— Тогда где же она, если не в Лондоне? Габриэль гневно взмахнул рукой и сшиб со стола пустые бутылки и стаканы. Все это с грохотом разлетелось на осколки.
— Дьявол бы все побрал! — взорвался Габриэль. — Тебе непременно надо услышать это из моих уст? Она бросила меня! Ясно? Бро-си-ла!
Эдмунд отшатнулся, словно его с размаху ударили под дых.
— Боже праведный! — простонал он.
Габриэль остановил на нем гневные пьяные глаза:
— Можешь не разыгрывать передо мной комедии! Разве не об этом ты мечтал дни и ночи?
Уже давно не грешил этим, промелькнуло в мозгу Эдмунда. Бог свидетель, это чистая правда. Хотя упрямства во мне побольше, чем у библейского осла. Так и не смог признаться сам себе, что уже давно смягчился.
Хоть режьте на куски, как и когда это произошло, Эдмунд не смог бы сказать. Но было глупо отрицать очевидное: это случилось. И уже не имело значения, что невестка была родом из ненавистной Америки, да и происхождения самого жалкого. Незаметно и помимо его воли и желания эта малышка умудрилась прокрасться в его сердце и отвоевать себе там местечко. Он и приоткрылся-то лишь на мгновение, чуть-чуть, но ей хватило и этого…
От стыда его бросило в жар. Он полностью заслужил презрение сына. И его ненависть — если уж быть до конца честным…
Гнев Габриэля иссяк так же внезапно, как и накатил.
— Она беременна, — выдавил он с трудом. — Из-за этого все и произошло. Эдмунд заволновался:
— Боже праведный! И куда же она могла отправиться? Думай, Габриэль, думай!
— Не знаю. Я ничего не знаю! Леди Эвелин тоже в полном неведении. Кристофер лишь от меня услышал, что Кесси исчезла.
Габриэль наклонился вперед и обхватил голову руками. Голос его понизился до шепота:
— Она взяла с собой всего несколько платьев. У меня в голове вертится лишь одна мысль: она бродит сейчас где-то совершенно беспомощная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104