Кесси это просто убивало. Он столь тщательно скрывал от нее свои эмоции, так отгораживался, словно надевал на себя железные латы. Он не допускал ее ближе определенной черты… а она всем существом желала оказаться именно там… за этой заветной чертой…
Ее никогда не интересовали богатство, драгоценности и шикарные платья, хотя Габриэль и был убежден в обратном, чем причинял ей боль. Если честно, то она должна была бы ликовать от счастья лишь потому, что у нее есть дом и обеспеченное будущее и ей не грозят голод и нищета. Но Кесси не могла больше лгать самой себе. В глубине души она мечтала о счастливом браке, о муже, который бы всем сердцем боготворил ее, и о детях, которых бы хотели и любили они оба.
И этот груз, взваленный на нее предательским сердцем, возжаждавшим слишком многого, был тяжек. Ночами она молилась о том, чтобы Габриэль со временем полюбил ее, но боялась, что это недостижимая цель. Мечта ее становилась все туманнее и призрачнее, а вот одно предположение превращалось в абсолютную реальность.
Она была беременна.
И совершенно не представляла себе, как сказать об этом Габриэлю.
Она и не догадывалась, что ее тайна уже раскрыта.
Как-то в ноябре после полудня Габриэль работал в своем кабинете. В дверь робко постучали. Он замер с пером в руке и крикнул:
— Войдите!
Он недоуменно свел брови на переносице, когда в комнату бесшумно скользнула Глория. Она со страхом уставилась на хозяина, готовая сорваться и исчезнуть по первому же его приказу. Но пересилила себя.
— Можно мне кое-что сказать вам, сэр?
— Разумеется, Глория.
Он приглашающе махнул ей рукой, хотя по-прежнему недоумевал. Потому что не смог придумать ни одной мало-мальски уважительной причины, по которой могла бы обратиться к нему горничная жены.
Глория нервно теребила фартук, но отступать ей уже было некуда.
— Я знаю, это не моего ума дело, — выпалила она, — но только очень беспокоюсь за миледи.
Габриэль промокнул перо специальной тканью и отложил его в сторону.
— В чем все-таки дело, Глория? Расскажите мне все, как есть, без утайки.
— Видите ли, милорд, на мой взгляд, она последний месяц прихварывала. О, я знаю, она все время делает вид, что с ней все в порядке, никогда не пожалуется! Но уже несколько раз за последние две недели она так бледнела и слабела, что… Боже, да не будь меня рядом, она бы хлопнулась в обморок, сэр!
Габриэль нахмурился. Кесси не относилась к истеричным дамочкам, которые падают в обморок из-за любого пустяка и более напоказ, чем от дурноты. Кроме того, у Кесси гордости на пятерых, она стерпела бы даже побои, лишь бы не жаловаться. Стиснула бы зубы… и все.
— Значит, тебе кажется, что она больна?
— Понимаете, милорд, странность в том, что иногда она словно юная козочка на лужайке — свежая, бодрая, так и лучится энергией. А временами ей так плохо, что не хватает сил выбраться из кровати. Вы уж простите мне мою прямоту, сэр. Только я много раз пыталась убедить миледи показаться врачу, но она и слышать об этом не хочет!
Габриэль встал.
— Спасибо, Глория. И за твое внимание, и за заботу о миледи. Ты правильно сделала, что обратилась ко мне. Можешь быть спокойна, я прослежу, чтобы твоя хозяйка перестала пренебрегать собственным здоровьем.
Глория быстро сделала книксен и вышла, чувствуя удовлетворение, смешанное со странным чувством вины. Она прекрасно знала, что за хворь напала на хозяйку, но волновалась из-за того, что та очень тяжело переносила свое состояние. Надо было непременно посоветоваться с врачом, а хозяйка упорно не желала делать этого. Было непонятно, достаточно ли серьезно отнесся к этой новости хозяин. К сожалению, ни один из слуг в Фарли-Холле понятия не имел, как милорд и миледи относятся друг к другу. Все они питали, конечно, надежды на лучшее, но и сомнений хватало. Но, выглянув из-за угла, Глория довольно заулыбалась: милорд граф поднимался по лестнице, прыгая через ступеньки.
Наверху, в спальне, Кесси сидела в кресле-качалке у окна, держа на коленях вышивку. Пальцы ее застыли без дела, зато голова чуть не раскалывалась от мыслей… Когда Габриэль стремительно влетел в комнату, она подняла глаза. Лицо его казалось бронзовым на фоне белого галстука и таким прекрасным, что дух захватывало. Она попыталась улыбнуться.
Сложив руки на груди, он выпалил:
— Глория сообщила мне, что ты заболела.
Кесси часто-часто заморгала. Она и сама не знала, чего ждала от него, но только не этого. Отрицательно замотав головой, она переложила вышивку с колен на столик.
— Глория, — беспечно произнесла она, — впадает в панику из-за любого пустяка.
Бровь супруга немедленно поползла вверх.
— А еще она сказала, что ты несколько раз чуть не потеряла сознание.
— Но ведь не потеряла же! Так что она лишь зря переполошила вас.
— Не согласен. И не думай, что я позволю тебе отмахнуться от этих обмороков, словно они не заслуживают внимания. Более того, я совершенно не понимаю, почему ты сама не рассказала мне о них?
Улыбка Кесси погасла. И никуда не деться от наполнившей душу горечи. Интересно, как бы он отреагировал, если бы она так же прямолинейно, как и он, сказала ему, что не видела в этом прока, — она же знала, что на самом деле ему это совершенно безразлично.
Но тут же ее сердечко испуганно запрыгало. Что скажет Габриэль, когда узнает правду? Она очень боялась, что его реакция… будет крайне… отрицательной. Во всяком случае, не такой, какой ей хотелось бы…
Одного этого было достаточно, чтобы как можно дольше хранить тайну. Ее состояние и без того скоро станет очевидным для всех.
— У меня действительно было несколько сильных головокружений, — осторожно пробормотала Кесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104