Ей пришлось силой сдерживать себя, чтобы не обвить его руками. Нельзя же так откровенно демонстрировать свою готовность сдаться!
Лишь не до конца исчезнувшая горечь остановила ее. Она хотела его, отчаянно, но было невыносимо больно понимать: ему было безразлично, что совсем недавно он обидел ее до глубины души.
Ей все же как-то удалось высвободить губы.
— Пожалуйста, Габриэль! — Ее мольба была похожа на рыдание. — Вы делаете это лишь потому, что я посмела возразить вам.
Его глаза сверкнули серебряным огнем.
— Нет, — выдохнул он. — Я ведь сказал тебе вчера, что эта дверь никогда не захлопнется передо мной. Я не шутил. И делаю это сейчас лишь потому, что мы оба жаждем этого.
Он донес ее до кровати. Раздевшись донага, он вытянулся рядом с ней
Господи, помоги, но он был прав. Она так и пылала от желания и увлажнилась лишь от мысли о том, что он сейчас сделает с ней.
Его язык раздвинул ее губы таким эротичным жестом, что она тут же включилась в восхитительную игру. Пальцы его все никак не могли оторваться от ее сосков, хотя те уже набухли и трепетали от желания, чтобы их приласкали ртом. У нее чуть не помутилось в голове от накатившей волны блаженства. Тут его грудь медленно скользнула вниз, словно он лучше нее знал все ее желания.
Но она еще многого не знала. Ей предстояло еще многому научиться…
И он рьяно принялся обучать ее.
Не то чтобы это происходило сознательно. Осознавал он лишь всесокрушающее желание доставить ей незабываемое и ни с чем не сравнимое удовольствие. И обладать ею. Никого и никогда он не жаждал так, как эту женщину… всю ее… вот так… и эдак, старым, проверенным веками способом… и любым другим тоже.
Но сейчас порадуем ее вот так. Он скользнул еще ниже. И его язык оставил пылающие следы на ее животе.
— Габриэль, — охнула она. — Великий Боже… что?..
Он так навалился на нее, что она поневоле раздвинула ноги. Она беспомощно вцепилась в его напрягшиеся мышцы. Но он не уступал.
И вот он уже пробует ее на вкус. И тут же в нем вспыхнуло сумасшедшее пламя, опалившее и ее таким всплеском эротического огня, что она увлажнилась еще больше. Он застонал. Она была горячей и сладкой.
Она оторвала голову от подушки. А он снова и снова дразнил ее влажные гладкие мышцы, смакуя неповторимый вкус своей женщины. Ее пальцы погрузились в его волосы. Она задрожала. Бедра ее дернулись навстречу его губам и языку. Кровь загудела в нем от первобытного счастья: он дал ей то, чего она неосознанно желала.
Затем он коснулся ее распустившегося бутона женственности, и этот вытворявший с ней черт знает что язык довел ее до исступления. Тело ее забилось в конвульсиях. Чувствуя, что и сам больше не выдержит, он опустился на нее. Подернутые дымкой глаза Кесси открылись. И он, и она не сводили глаз друг с друга, пока он снова и снова погружался в нее, приближаясь к развязке сладкой драмы.
Семя внутри него было уже готово излиться, но он сдержал свой порыв. Он хотел, чтобы она узнала восторг совокупления в полной мере.
Она впилась ногтями в его плечо.
— Габриэ-э-эль!
Ее крик подстегнул его. Он прильнул к ней голодным и жадным поцелуем. И, словно обезумев, откликнулся на ее мольбу, участив темп и пронзая ее все чаще и глубже. Он ли владел ею… она ли им? Кто знает? Да и это стало вдруг не важно. Потому что все его мысли сосредоточились на спазмах мышц вокруг его пульсирующей плоти. Со сдавленным стоном он взорвался внутри нее и преисполнился не меньшим ликованием и восторгом, от которых под ним содрогалась Кесси.
Глава 19
Осень раскрасила все в яркие красно-коричневые и золотые тона. Дни стали значительно короче, а по ночам температура опускалась почти до нуля. Холод на улице совпал со стужей, воцарившейся в сердце Кесси.
Все последние недели ее снедала тревога. И от нее никак не удавалось избавиться, потому что семя сомнения было посеяно и взошло. Что, если Габриэль прав? Что, если кто-то задумал извести ее любой ценой? Она ненавидела себя за собственную подозрительность, но Эдмунд страстно ненавидел американцев. Он вполне мог решиться на то, чтобы раз и навсегда избавиться от невестки из Нового Света.
Он еще не вернулся из Бата, за что Кесси благодарила небеса. Частичка ее души корчилась от понимания того, что Эдмунд вполне мог быть организатором всех ее несчастных случаев. Габриэль же, кажется, убежден, что отец никогда не позволит себе ничего против его жены. Сама же Кесси не смогла припомнить больше никого, кому бы столь же страстно хотелось уничтожить ее.
Но на этом ее тревоги не заканчивались.
Они с Габриэлем больше не отказывали себе в плотских радостях, которые обретали в объятиях друг друга. Когда он занимался с ней любовью, то требовал от нее полной самоотдачи — и даже больше. Вначале сумасшедшая страсть, с которой ее тело откликалось на его ласку, пугала ее. Еще больше ее страшило, что тело предавало ее сразу же, достаточно было лишь одного поцелуя мужа. Ну и куда это годится? Но сдерживать себя и контролировать она так и не научилась, а со временем перестала и жалеть об этом. Его объятия были иногда страстными и собственническими, а иногда пронзительно нежными и сладкими. Но хотя ее ночи и были теперь заполнены изучением искусства любви, дни ее по-прежнему причиняли ей бесконечные страдания.
О, свое тело Габриэль дарил ей с поистине царской щедростью! А вчера, например, страстно шептал ей, какое блаженство пережил в ее объятиях, какой восторг испытывал от ее робких попыток исследовать его обнаженное тело. Но стоило наступить утру, как его теплота и нежность таяли, а на страсть надевались оковы жесточайшего контроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104