Господи, с какой стати я говорю ему это?
— Ах, значит, ты вовсе не неудачник, — сказал Лестер, который опирался на трость и смотрел на Малони с застывшим бесстрастным лицом. — Ну и что? Дальше что?
— Я знаю победителя во втором заезде, — сказал Малони.
— Все знают победителя во втором заезде.
— Но это действительно верное дело.
— У всех верное дело, — сказал Лестер.
— Лестер, я ведь ни разу не попросил у тебя ни пенни, — сказал Малони, — верно?
— Правильно, ни разу.
— А сейчас мне позарез нужно пятьсот долларов. Это верное дело, Лестер, поверь мне.
— Вот как, значит, тебе нужно пять сотен, да?
— Лестер, послушай. Я знаю, последнее время мне не везло, но, поверь мне, эта лошадь придет первой, я это точно знаю, и, думаю, мне можно дать взаймы.
— О да, конечно, — сказал Лестер.
— Мне просто не везло, вот и все. Ты же игрок, Лестер, так рискни же!
— Значит, пятьсот долларов?
— Да, пятьсот. Я верну их тебе раньше, чем через полчаса, я отдам тебе пятьсот твоих и еще пятьсот в придачу. Ты не можешь требовать большего, Лестер.
— Да уж, лучших условий и просить нечего.
— Так как же?
— Что — как же?
— Одолжишь мне пять сотен? Терпеть не могу просить, но…
— Да, понимаю, тебе просто не везло, вот и все.
— Верно, Лестер. Лестер, поверь, мне очень тяжело, что я вынужден просить у тебя взаймы, поверь мне.
— О, охотно верю. Верю, что тебе было очень тяжело, когда приходилось просить взаймы у всех этих ребят весь этот год, так ведь?
— Правда.
— Но ты имеешь в виду подаяние, а не заем. Насколько мне известно, ты ни цента не вернул из того, что занимал, и, должен сказать, это очень дурная привычка. Я слышал, в Чикаго закололи одного парня, который не вернул денег, которые он у кого-то занял.
— Лестер, я заплачу всем, у кого брал, я всегда намеревался их вернуть.
— Но ни разу не вернул.
— Но верну, обязательно верну! Лестер, что ты обо мне думаешь?
— Ну, не знаю, что и сказать, Малони. Может, ты мне сам скажешь, что ты за человек?
— Я… — Он колебался, чувствуя себя исключительно нелепо и глупо. — Думаю, я вообще-то неплохой парень, — сказал он.
— Да, конечно.
— Лестер, одолжи мне пятьсот долларов.
— Я дам тебе взаймы два доллара, — сказал Лестер и потянулся к бумажнику.
— Слушай, Лестер, не валяй дурак. Сам знаешь, двух долларов недостаточно, чтобы…
— Хорошо, я дам тебе четыре доллара. Ты можешь купить себе два выигрышных билета, идет?
— Если не можешь дать все пятьсот, дай четыреста, хорошо?
Я верну их обратно сразу после второго заезда, четыреста плюс еще четыреста, в качестве комиссионных.
— В качестве комиссионных, да? Я дам тебе десять баксов, согласен? Сможешь купить себе хороший выигрышный билет, Малони.
— Триста баксов, Лестер, ладно? На тех же…
— Двадцать баксов, — сказал Лестер, — и точка. Больше ни цента.
Малони молча посмотрел на него и покачал головой.
— Нет, Лестер, не надо, — сказал он. — Ладно, забудем об этом.
— О'кей, давай забудем, — сказал Лестер.
— У меня еще есть гордость, — сказал Малони, чувствуя себя глупо, как никогда. — Вот об этом не забывай, Лестер. У меня еще есть гордость.
— Конечно, — сказал Лестер и направился к кассам.
— У меня еще есть гордость, — прошептал ему вслед Малони.
Он чувствовал себя невыразимо жалким и униженным. О, не потому… ну… нет, нет, не только потому, что Лестер отнесся к нему, как к нищему, превратил его честную просьбу дать взаймы в… в мольбу о куске хлеба, как будто он какой-нибудь опустившийся пьяница из тех, что таскаются по улицам с протянутой рукой. «Черт тебя побери, — думал Малони, — когда-то я зарабатывал на жизнь честным трудом, продавал энциклопедии, тебе это известно? Я в жизни никого не зарезал, я не прячу рапиру в трости, я только один раз был женат, ублюдок несчастный, и развелся не потому, что разлюбил ее, я развелся только потому, что должен был стать игроком, должен был вырваться из этой устоявшейся обыденной жизни и зажить по-настоящему, не считай меня бездельником, Лестер, даже не смей считать меня лодырем и подлецом». Но ему было тяжко не только потому, что Лестер прихлопнул его, как отвратительное насекомое, заставив его выдавить из себя жалкие остатки его достоинства, — да, достоинства и гордости, вот именно! — но еще и потому, что он подошел к Лестеру, на все сто процентов уверенный в победителе следующего заезда, подошел и сказал: «Послушай, мне нужно пятьсот долларов». «Стал бы я просить ради ненадежной лошадки? Я собираюсь получить самый громадный выигрыш, я подошел и попросил у тебя пятьсот долларов, потому что на карту поставлена моя жизнь, потому что, если я не сделаю этого сегодня… если я… если я не поставлю на нее сегодня… я… я не знаю, что я тогда сделаю. Ты можешь объяснить мне разницу между обычным займом, когда парень хочет просто выиграть пять баксов на лошади, и займом, от которого зависит жизнь человека?
Моя жизнь, Лестер.
Моя жизнь».
Неожиданно у него увлажнились глаза.
Он вытер их кулаком, ну, ну, сказал он себе, кончай, ты же взрослый мужик, перестань, и шмыгнул носом. Сконфуженный, он обернулся посмотреть, не заметил ли кто его слез, но никто его не замечал, все игроки суетились в холле, каждый погружен в свой собственный мир забот и переживаний, поглядывали на табло, где каждые несколько секунд появлялись новые цифры ставок, совершенно безразличные к Эндрю Малони и его проблемам. Он поднял голову. На табло ставки на Джобоун повысились до тридцати к одному. У него потекло из носа. Он потянулся за платком, но в кармане было пусто, у меня нет даже несчастного носового платка, подумал он, и снова чуть не заплакал от жалости к себе, но взял себя в руки, заставил себя выпрямиться, расправить плечи, поднять голову, твердо решив найти в толпе кого-нибудь, кто даст ему денег на Джобоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71