– А что, король не имеет права набрасываться на своих врагов?
– Дорсет – ваш враг, сир?
– Он был бы им, если бы имел достаточно мужества.
– Что ж, вы расправились с ним. Вам стало легче?
– Я мог бы даже избить того ребенка, который объявил о его приходе сюда. Дорсет слабый и глупый, и он не причинил мне вреда.
Генрих, не глядя, протянул руку, и Пойнингс сжал ее.
– Я пошлю за ним и отменю приказ. О боже, я не могу. Я так напугал его, что он изменит свое отношение ко мне и наделает глупостей, за которые мне, действительно, нужно будет наказать его.
– Дорсет – это ничто. Он никого не волнует, потому что каждый знает, что он из себя представляет. Оставьте его в Тауэре как символ вашей власти и как ваше предостережение.
– Но он будет мучиться. Неужели ты думаешь, что я хочу, чтобы даже этот получеловек испытал те страдания, которые чувствую я сам?
Это было признание, которого ждал Пойнингс.
– Что беспокоит тебя, Генрих? Я знаю, что все королевство терзает твою плоть и пьет твою кровь, но в этом нет ничего нового. Мы поедаем тебя годами, но ты терпишь это издевательство без проявления слабости. Но теперь что-то другое пожирает тебя изнутри. Настало время сказать об этом, чтобы приобрести соратника в борьбе с опасностью, пока она не поглотила тебя целиком.
– Что ты слышал о кошмарных видениях? – глухо спросил король, сознательно не называя его по имени, потому что Нед обратился к нему как к другу, а не как слуга к хозяину.
– Бесы вылетают через рот, – спокойно произнес Пойнингс. – Вы должны выплюнуть своих.
– Тебе?
Пойнингс пожал плечами.
– Мне это нипочем. Кошмарные видения и страхи за будущее не пугают меня. Не знаю почему, но это правда. Так же, как и то, что рассказы и пьесы не доставляют мне удовольствия. Возможно, для этих вещей необходимо внутреннее зрение, но у меня его нет.
– У меня есть. – Генрих дотронулся до ткани, выбранной им для камзола, ощупывая роскошную материю, как бы пытаясь зацепиться за действительность. – Ты знаешь, как умерли принцы?
Изумленный Пойнингс на мгновение не знал, что и ответить. Он не видел связи между этим предметом и предыдущим, и гадал, отказывается ли Генрих от его предложения о помощи. Застывшее выражение на лице короля привело его, тем не менее, к убеждению, что вопрос был в какой-то мере важным.
– Слухи были разными. Наиболее часто говорили, что они были задушены или задохнулись в своей постели.
– Без всякого сомнения, они выглядели тогда, как повешенные.
Нед поборол временный приступ слабости.
– Генрих…
– А так они бы умирали долго. Так много страха для таких маленьких мальчиков, потеряю заработок и свою голову, – уверенно ответил Пойнингс. – Ты не можешь потерять больше, Генрих.
– Ты ошибаешься. Мой ребенок, как и сыновья Эдварда, будет наследником трона. Сейчас он знает меня. Он улыбается мне и протягивает навстречу руки. А я вижу его с почерневшим лицом, выпученными глазами и высунутым наружу языком…
Пойнингс побледнел, но, к счастью, Генрих с расширенными глазами слепо уставился в пространство. Мысли короля не блуждали беспорядочно. В них проглядывала жуткая логика.
Пойнингс тоже играл с маленьким Артуром, и словесная картина была настолько живой, что его язык прилип к небу. Он перевел дыхание.
– Значит, очевидно, что мы не должны потерпеть поражение, – сказал он, но не смог говорить твердо даже усилиями воли.
– Неужели я так напугал тебя, Нед? – спросил Генрих, посмотрев ему в глаза.
– Да, это так, – ответил Пойнингс. – Но вы дали мне также силы десяти человек. Это видение будет пришпоривать меня, и я без сомнения, буду продолжать сражаться даже после того, как меня убьют насмерть.
– Я тоже. Но будет ли этого достаточно?
Пойнингс решительно встряхнул головой.
– Кхм! Генрих, мы оба дураки, – да простит меня Ваша Светлость, но это так. Этого не посмеет сделать самый худший враг, самый ужасный монстр. Слишком много младенцев было убито на этой земле. Я думаю, что всякая тварь на полях поднимется и будет кричать против другого такого поступка. Заключить в тюрьму, как вы сделали это с Уорвиком, но не убийство.
– Это холодное утешение, – сказал Генрих, но это было не так. Видение поблекло. Оно все еще было здесь и вернется снова. Но в том, что сказал Нед, была своя логика, и за этим скрывалась сила реальной политики.
– Я знаю, что мне делать с Дорсетом, – заметил более естественным тоном король. – Я напишу ему письмо и сообщу, что кто-то выступил против него, что вполне правда, но что я верю, что он является мне другом, что не совсем правда, и поэтому я поместил его в безопасное место и, что бы ни случилось, он не будет обвинен в этом. И, таким образом, эта тяжесть падает с моих плеч.
ГЛАВА 20
Шипы были прикрыты цветами. Белые лепестки образовывали облака, устилали землю и наполняли воздух благоуханием. Последние апрельские заморозки сменились приятной теплотой мая. Прошел небольшой дождь, но затем небо прояснилось, и солнце заиграло радугой в жемчужных каплях дождя, попавших на паутину и лепестки цветов. Даже серые стены старого Кенилуорта доброжелательно взирали на группу людей, возвращавшихся с утренней соколиной охоты. Король погладил перья своего сокола и повернулся к жене, кобыла которой шла бок о бок с его жеребцом.
– Теперь тебе придется снять с этих перчаток все драгоценности. Тебе не нужно было показывать их мне утром и тем самым искушать меня надеть их. Они все испачкались кровью.
Элизабет нагнулась, чтобы посмотреть, нарушив покой своей птицы, которая раздраженно захлопала крыльями.
– Это только обшлаг. Я отрежу его и пришью новый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123