Соединенные Штаты не подают никаких признаков жизни. На Земле вряд ли наберется хотя бы сто миллионов человек. А ведь до всего этого было десять миллиардов.Я всматривался в Блюмлизальп. Он сиял ярче, чем полная луна.— Мы создали всемирную Администрацию.Я поболтал коньяком в рюмке.— Мы? — спросил я.Он ответил не сразу.— Ты же уклонялся от службы, Эдингер, — сказал я, глядя сквозь рюмку на светящиеся горы. Рюмка таинственно засияла. — Ты жив, потому что тебя уберегли стены каторжной тюрьмы. Парадокс. Если бы в свое время парламент оказался более решительным, тебя давно бы расстреляли.— У тебя-то уж хватило бы решительности.Я кивнул утвердительно.— Можешь взять это на заметку, Эдингер.Я сделал глоток, посмаковал.Со стороны города послышался глухой взрыв. Силуэт кафедрального собора покачнулся, потом раздался отдаленный громовой раскат, все окутала голубоватая пыль; когда она осела, от собора ничего не осталось.— Рухнула терраса, на которой стоял собор, и потянула его за собой, — сообщил Эдингер равнодушным тоном. — Мы давно ждали этого. Впрочем, ты прав, полковник, — продолжал он, — мы, уклонявшиеся от службы, создали здесь всемирную Администрацию, в других местах это делают диссиденты или жертвы указа против радикалов.Эдингер выдал себя. Он знал, кто я. Но пока это было неважно. Гораздо важнее было выведать что-нибудь об Администрации.— Другими словами, существуют отделения вашей всемирной Администрации, — заметил я, — и ты об этом проинформирован, Эдингер.— По радио, — сказал он.— Электричества больше нет, — бросил я.— Среди нас нашлись радиолюбители, — ответил он. Его лицо казалось в ночном свете лицом призрака, что-то необъяснимое исходило от него, какая-то странная неподвижность.— Однажды мне почудилось, что я видел самолет, — сообщил я.Он отхлебнул из рюмки.— От центральной Администрации в Непале, — сказал он.Я усиленно соображал. А ведь у них есть кое-что для проверки на радиоактивность. Что-то не вязалось во всей этой истории.— Ты знаешь, кто я, Эдингер, — констатировал я.— Я был уверен, что ты объявишься, полковник, — подтвердил он. — Бюрки меня предупредил.Мы помолчали.— Ключ он тебе тоже дал? — спросил я.— Да.— А Нора?— Она ничего не знает, — сказал он, — бункер под восточным крылом найти совсем нетрудно. Я только послушал несколько речей правительства и вернул ключ Бюрки. Потом Бюрки умер, и по цепочке через Цауга, Штауффера, Рюэгера и Хадорна ключ попал ко мне.— Ты в курсе, — сказал я.Он допил свой коньяк.— Администрация в курсе, — ответил Эдингер.Я указал на светящуюся гору:— Администрация там, Эдингер. Это полномочное, невредимое правительство, дееспособный парламент, действующие органы власти. Если мы его освободим, у нас будет Администрация намного лучше вашей всемирной из уклонившихся от службы в армии и диссидентов. Вы, конечно, это здорово придумали. Подлей-ка мне, Эдингер.Он налил мне еще коньяку.— Прежде всего ты, наверно, уже уяснил себе, Эдингер, — продолжал я, — что из нас двоих я сильнейший.— Ты так считаешь, потому что у тебя есть оружие? — спросил он и глотнул из рюмки.— Свой револьвер я отдал в правительственном здании бандерше, назначенной твоей Администрацией.Он рассмеялся.— Полковник, в бункере под восточным крылом находится склад оружия, он был в твоем распоряжении. И шифр.Я опешил.— Тебе известен шифр?Он ответил не сразу. Уставился на гору, и его широкое, тяжелое лицо опять сковала странная неподвижность.— Бюрки показал мне шифр к тайнику, расположенному под восточным крылом здания, — рассказал он, — и мы вместе расшифровали несколько секретных посланий, отправленных правительством из Блюмлизальпа. Это удалось лишь потому, что подземный кабель остался неповрежденным, радиостанция в Блюмлизальпе вышла из строя по причине радиоактивности. С правительством можно связаться лишь из восточного крыла правительственного здания. Правительство в отчаянии. Оно безрезультатно пыталось вступить со мной в контакт и наконец прекратило эти попытки. Они надеялись, что я их освобожу, а теперь обращаются с этой просьбой к тем, кто, как они убеждены, победил, то есть к врагам, не подозревая, что нет победителей, есть только побежденные; что солдаты всех армий отказались продолжать борьбу и расстреляли своих офицеров; что власть в руках всемирной Администрации и что те солдаты, которые выжили после катастрофы, пытаются теперь сделать плодородной Сахару: возможно, это единственный шанс для выживания человечества.Он замолчал.Я слушал его и думал.— Что ты мне предлагаешь? — спросил я.Он допил свою рюмку.— Люди работают в Сахаре, чтобы выжить, — сказал он. — Не исключено, что и туда проникнет радиация. Люди пытались невероятно примитивными средствами оросить пустыню. Они работали подобно первобытному человеку. Ненавидели технику. Ненавидели все, что напоминает о прошлом. Они находились в шоковом состоянии. Этот шок нужно было преодолеть. Я, как и ты, изучал философию. У меня есть теория Швеглера. Когда-то все мы смеялись над этими «Очерками философии», а теперь, может быть, именно тебе придется убеждать людей в Сахаре, что мыслить — это не самое опасное.Эдингер замолчал. Его предложение было диким.— Учить мыслить с помощью Швеглера, — рассмеялся я.— У нас нет другого выхода, — возразил он.— Другой возможности ты мне предложить не можешь?Он помедлил.— Могу, — ответил он наконец, — предлагаю, но без особой охоты.— И что же это? — спросил я.— Власть, — сказал он.Я испытующе смотрел на Эдингера, чего-то он недоговаривал.— Ты хочешь включить меня в Администрацию? — спросил я его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22