— Значит, у тебя тоже плохая память на имена, — упрекнул он меня, — ведь сначала ты сказал, что ты не Рюэгер. Однако мне все равно, кто ты.И он мне протянул что-то. Это оказался ключ Бюрки.— Кто теперь Администрация?— Эдингер, — ответил слепой.— А кто такой Эдингер?— Не знаю.Я поднялся, сунув ключ в карман пальто.— Ну, я пошел, — сообщил я.— А я остаюсь, — проговорил он, — все равно скоро умру.Мецгергассе представляла собой кучу щебня, Цитглоггерская башня обрушилась.Когда я добрался до здания правительства, уже наступила ночь, но такая ясная, как будто светила полная луна. У обеих статуй, стоящих перед главным входом, отсутствовали головы. Купол был разбит, по лестнице можно было идти только с большой осторожностью, но зал Большой палаты чудом уцелел, даже чудовищная огромная фреска оказалась невредимой, однако скамьи для депутатов исчезли. А в зале поставили старые, потертые диваны, на которых сидели женщины в несколько потрепанных пеньюарах, некоторые — с голой грудью. Все это скупо освещалось керосиновой лампой. Ложи для зрителей прикрывал занавес. Трибуна для ораторов была на месте. В кресле председателя парламента сидела женщина с круглым энергичным лицом в форме офицера Армии спасения. Пахло луком.Я в нерешительности остановился у входа в зал.— Иди сюда, — приказала командирша, — выбирай какую хочешь.— У меня нет денег, — сказал я.Женщина удивленно уставилась на меня.— Сын мой, откуда ты свалился?— С фронта.Она удивилась:— Долго же тебе пришлось добираться сюда. У тебя есть ластик?— Зачем он?— Для девочки, конечно. Мы берем то, что нам нужно, конечно, лучше бы точилку для карандашей.— У меня есть только револьвер, — сказал я.— Сын мой, давай его сюда, не то мне придется доложить о тебе Администрации.— Эдингеру?— Кому ж еще?— А где Администрация?— На Айгерплац.— Это Эдингер приказал устроить здесь бордель?— Заведение, мой милый!— Это — заведение?!— Естественно, — ответила она, — мы ведь облучены, сынок. Мы умрем. Любая радость, доставленная одним из нас другому, — акт божественного милосердия. Я — майор. И я горжусь тем, что моя бригада все это поняла. — Она указала на женщин, расположившихся на потертых диванах: — Обреченные на гибель готовы любить!— Я ищу Нору, — сообщил я.Майорша взяла колокольчик, позвонила.— Нора! — позвала она.Наверху в дипломатической ложе приоткрылся занавес. Оттуда выглянула Нора.— Что такое? — спросила она.— Клиент, — сообщила майорша.— Я еще занята, — ответила Нора и исчезла за занавесом.— Она еще на службе, — объяснила майорша.— Я подожду.Майорша назвала цену:— За револьвер.Я отдал свой револьвер.— Присаживайся, сын мой, и подожди.Я уселся на диван между двух женщин. Майорша взяла гитару, прислоненную к ее председательскому креслу, заиграла, и все запели: В чистоте мы непреложны,Коль душа любовь хранит.Все страдания ничтожны,Если смерть с косой летит. Божий Сын страдал от жажды,Мукой крестною сражен.Бомбой раґспяты однажды,Мы несчастнее, чем Он. Появилась Нора. Сначала мне показалось, что на руках у нее мальчик, но это был безногий шестидесятилетний инвалид со сморщенным детским личиком.— Ну вот, попрыгунчик, — сказала Нора, усаживая его на диван, — теперь у тебя будет легче на душе.— Нора, — сказала майорша, — вот твой следующий клиент.Нора посмотрела на меня и сделала вид, что не узнала. Под халатом у нее ничего не было.— Тогда пошли наверх, мой хороший, — сказала Нора и направилась к двери, ведущей на галерею. Я — за ней.Майорша снова заиграла, и бригада запела: Божьи девы, дружно — к бою!Проявиґм веселый пыл!Кто пожертвовал собою,Сладкой вечности вкусил Перевод А. Солянова.

. — У тебя есть ключ? — спросила Нора.Я кивнул.— Пошли.Мы медленно продвигались по разрушенному залу под куполом и по крытой галерее к восточному крылу здания. Попали в темный коридор и невольно остановились.— Ничего не вижу, — сказал я.— Надо привыкнуть к темноте, что-нибудь всегда можно разглядеть.Мы стояли не двигаясь.— Как ты могла! — воскликнул я.— Что именно?— Ты знаешь, чтоґ я имею в виду.Она молчала. Темень была непроницаемая.— Приходится держаться за это место, — пояснила она.— Тебя что, Эдингер заставил?Она засмеялась.— Да нет! Иначе мне было бы незачем здесь жить. Ты что-нибудь видишь?Я соврал:— Видно кое-что.— Ну, пошли.Мы осторожно вошли в коридор. Я передвигался как слепой.— Чего ты давеча так взбесился? — спросила Нора. — Я и раньше с вами со всеми спала!Я ощупью продвигался в темноте.— Так это с нами, — проговорил я с досадой.— Милый мой, мне кажется, ваше времечко прошло. Мы спустились в подвал.— Сюда, — предупредила Нора, — осторожно, здесь лестница, двадцать две ступеньки.Я принялся считать.Она остановилась. Я слышал ее дыхание.— Теперь направо, — скомандовала она, — в этой стене.Нащупав деревянную панель, я нашел место, где она поддавалась. Нащупал замочную скважину, ключ подошел.— Закрой глаза, — сказал я.Дверь бункера отворилась. Мы почувствовали, что стало светло. Дверь за нами захлопнулась. Мы открыли глаза. Это был компьютерный зал.Нора проверила аппаратуру.— Генераторы в порядке, — сказала она.Мы подошли к радиоустановке. Нора включила ее, и, к нашему удивлению, зазвучала мелодия «Навстречу заре!», да так громко, что мы вздрогнули от неожиданности.— Блюмлизальп! — воскликнула Нора.— Автоматическая установка, — успокоил я ее, — не может быть, чтоб там кто-то остался в живых.Но тут зазвучал голос. Голос Брюкмана, популярного ведущего ночной программы легкой музыки, анекдотов и интервью — «Из брюк явился Брюкман».— Дорогие слушательницы и слушатели, — проговорил он, — сейчас двадцать два часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22