Поэтому я хочу знать, каким образом она попала к вам в руки. Хотя бы для того, чтобы знать, что отвечать, когда меня спросят об этом в полиции.
— Сожалею, но ничем не могу вам помочь. Откровенно говоря, я просто не помню.
Какое все-таки интересное выражение «откровенно говоря», думал потом Аргайл, вспоминая разговор. Это выражение давно уже стало своеобразным заменителем фразы «Не надейтесь услышать правду». Подобное вступление, как правило, означает, что следующую фразу нужно понимать в прямо противоположном значении.
Политические деятели очень любят этот оборот и часто им пользуются. «Откровенно говоря, экономика страны никогда еще не была такой стабильной». Подобное заявление означает, что если год спустя в стране сохранится хоть какая-то экономика, он будет крайне удивлен. То же и с Делорме. Говоря откровенно (если понимать это выражение в его переносном смысле), он отлично помнил, откуда у него появилась картина, и Аргайл деликатно указал ему на это.
— Вы лжете, — сказал он. — Вы выставляете в галерее картину и не знаете, откуда она у вас появилась? Все вы прекрасно знаете.
— Не стоит так огорчаться, — сказал Делорме отеческим тоном, взбесившим Аргайла. — Я действительно не знаю. Но я готов согласиться, что не хотел ничего знать.
Аргайл вздохнул. Ему следовало быть более осмотрительным.
— Говорите, как есть. Чего уж там.
— Я знаю, кто принес картину. Человек сказал, что действует от имени клиента. За очень приличные комиссионные он попросил меня организовать доставку. Что я и сделал.
— И не стали задавать никаких вопросов?
— Он убедил меня, что в моих действиях нет ничего противозаконного.
— А есть ли что-либо противозаконное в его действиях, вас не интересовало.
Делорме кивнул:
— Это были его проблемы. Я сверился со списком картин, находящихся в розыске, и убедился, что его полотно там не числится. Для меня этого было достаточно. Я перед законом чист.
— А я — нет. Я увяз в этом деле по уши.
— Примите мои сожаления. — Делорме развел руками. Он изобразил сочувствующее лицо так натурально, что на миг Аргайлу показалось, будто он и впрямь говорит то, что думает. Наверное, не такая уж черная у него душа. Просто он не очень честный человек.
— Я полагаю, — надменным тоном сказал Аргайл, — что вы чертовски хорошо понимали или по крайней мере догадывались, что дело обстоит нечисто. Вам нужно было избавиться от сомнительной вещи, и вы взвалили эту миссию на меня. Не очень красивый поступок.
— Я же говорю, что жалею о нем. Кстати, свои обязательства я выполнил — отправил ваши рисунки в Калифорнию.
— Спасибо.
— Видите ли, мне позарез нужны были деньги. Я попал в очень трудное положение. Благодаря картине мне удалось отсрочить на некоторое время выплату долга. Поверьте, меня толкнуло на этот поступок отчаяние.
— Вы могли продать свой «феррари».
Страсть Делорме к крошечным красным автомобилям была хорошо известна в среде торговцев картинами. Аргайл никогда не понимал, что за радость — иметь машину, в которую с трудом втискиваешься.
— Продать «ферра…». О, шутка, понимаю, — ответил француз после секундного замешательства. — Нет, деньги нужны были срочно.
— И сколько вам заплатили?
— Двенадцать тысяч франков.
— За доставку?! И после этого вы сможете поклясться на Библии, стоя перед судьей, что, дескать, да, господин судья, я понятия не имел, что с картиной что-то не так?
Делорме отвел глаза:
— Ну…
— И, как я теперь понимаю, вы страшно торопились побыстрее вывезти картину из страны. Почему?
Делорме потер кончик носа, хрустнул костяшками пальцев, потом снова потер кончик носа.
— Ну, видите ли…
Аргайл терпеливо ждал.
— Я вас слушаю.
— Владелец… то есть человек, который действовал от имени владельца… его арестовали.
— Час от часу не легче.
Делорме улыбнулся нервной улыбкой.
— Кто был этот человек? Надеюсь, его имя еще не испарилось из вашей памяти?
— Ну, если вы так настаиваете, его звали Бессон. Жан-Люк Бессон. Торговец картинами. Насколько мне известно, он всегда был абсолютно чист перед законом.
— И как только этого безупречно честного человека схватили парни в голубой форме, вы тут же постарались избавиться от вещественного доказательства вашей с ним связи. Конечно же, у вас не возникло никаких подозрений относительно этого человека. Вы просто избавились от картины на случай, если нагрянет полиция.
Делорме окончательно стушевался:
— Они приходили.
— Кто? Когда?
— Полиция. Примерно через час после того, как вы забрали картину. Полицейский потребовал отдать ему «Сократа».
— И вы сказали, что в глаза его не видели.
— Я не мог так сказать, — резонно заметил владелец галереи. — Бессон признался, что отнес картину ко мне. Нет, я сказал, что отдал ее вам.
Аргайл смотрел на него, открыв рот.
— Вы… что? Вы сказали: «Мне ничего не известно, я знаю только, что одна темная личность по фамилии Аргайл хочет контрабандой переправить картину в Италию»?
Призрачная улыбка констатировала, что он не ошибся в своих подозрениях.
— А вы рассказали им о Мюллере?
— По-моему, они сами уже все знали.
— Как звали полицейского?
— Он не представлялся.
— Опишите мне его.
— Молодой, в управлении по борьбе с кражами произведений искусства я его никогда не видел. Лет тридцати с небольшим, темно-каштановые волосы, очень густые, небольшой шрам…
— Над левой бровью?
— Да. Он вам знаком?
— Знаком, но не в качестве полицейского. Он показывал вам удостоверение?
— Ах, нет. Точно, не показывал. Но это еще не значит, что он не из полиции.
— Нет, только на следующий день он пытался украсть у меня картину на железнодорожном вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80