знать, что твой отец, сам еврей по национальности, выдал — а я боюсь, что это факт, — своих сородичей нацистам? Артур не желал верить в такую правду и выстроил другую версию. Письмо отца укрепило его в этом мнении.
Первое, за что он уцепился, — ссылка на Высший суд. Евреи не верят в подобные вещи, сказал он, тогда что имел в виду отец? Возможно, отец и принял религию в последние дни, но только не христианскую. Значит, ссылка на Высший суд означала нечто материальное. Затем он уцепился за спрятанные бумаги, упоминаемые в письме, которые должны были вызволить его из беды. Сам Гартунг так и не смог до них добраться, но, очевидно, не получил их и никто другой. Артур посчитал, что бумаги и Высший суд как-то связаны. Чистое сумасшествие, на мой взгляд.
— Возможно. Не уверена.
— После этого Артур уехал, и с тех пор я получала от него лишь краткие отчеты о том, как продвигается его расследование. Он посвящал ему все свободное время. Он посещал архивы и писал в различные французские министерства с просьбой предоставить ему сведения об отце. Встречался с разными людьми, с историками, восстанавливая события того времени. И постоянно ломал голову, пытаясь догадаться, о каких бумагах писал отец.
Он был полностью поглощен этой идеей, говорил, что собрал огромную папку…
— Что? — внезапно спросила Флавия. Не то чтобы ее сознание до этого блуждало, хотя это было бы вполне извинительно, но последнее слово заставило ее собраться. — Папку?
— Да. Эта папка и письма отца и матери были главными его сокровищами. А почему вы спрашиваете?
Флавия задумалась. Во время осмотра квартиры они не нашли ни папки, ни писем.
— Я попрошу проверить все еще раз, — сказала она, но почему-то была уверена, что ничего не найдут. — Простите, я перебила вас. Пожалуйста, продолжайте.
— Боюсь, что больше мне нечего рассказать, — пожала плечами Хелен Маккензи. — Наши встречи и разговоры с Артуром были очень краткими и редкими. Я сумела вам как-то помочь?
— Не знаю. Возможно. Конечно, ваша информация нам пригодится, вот только вопросов после нашей с вами беседы стало еще больше.
— Например?
— Например, — пока это только предположение, которое может оказаться ошибочным, — каким образом с убийством связана картина. Вы, кажется, сказали, что Артур считал очень важной ссылку на Высший суд.
— Да, это так.
— Хорошо. Картин, объединенных темой суда, было несколько. Точнее — четыре.
— О-о.
— Вероятно, ваш сводный брат полагал, что в картине может быть спрятано какое-то свидетельство, Вот только…
— Да?
— В ней ничего не было. Значит, либо он ошибался, а вы были правы, считая, что он фантазирует, либо… конечно, это тоже всего лишь догадка, — кто-то успел забрать то, что в ней было спрятано. С другой стороны, Джона… курьер, который доставил картину, говорит, что мистер Мюллер был крайне взволнован, когда получил картину, но буквально через несколько минут разочаровался и сказал, что она ему больше не нужна. Подобное поведение можно объяснить только тем, что его интересовала не сама картина, а то, что в ней было спрятано. И этого там не оказалось. При осмотре квартиры мистера Мюллера мы не нашли никакой папки.
Флавия из последних сил боролась со сном и чувствовала, что сама начинает фантазировать, теряя ощущение реальности. Она встряхнулась и заставила себя сосредоточиться.
— Мы были бы очень признательны, если бы вы смогли зайти попозже и подписать протокол допроса, — сказала она. — Компания, в которой работал мистер Мюллер, обещала позаботиться о похоронах. Мы со своей стороны можем вам чем-нибудь помочь?
Миссис Маккензи поблагодарила, сказав, что ей ничего не нужно. Флавия проводила ее к выходу и вернулась передать содержание разговора Боттандо.
— Что еще за поиски сокровищ? — нахмурился Боттандо. — Ты говоришь об этом серьезно?
— Я просто пересказываю вам разговор. По-моему, в этом что-то есть.
— В том случае, если ссылка на высший суд имела конкретный смысл и если Мюллер расценивал это так же. Что весьма сомнительно. Хотя картину он зачем-то купил. — Боттандо поразмыслил с минуту. — Покажи-ка мне заявление мистера Аргайла. Оно при тебе?
Флавия порылась в папке и вручила ему листок.
— Вот тут он говорит, — сказал Боттандо, перечитав заявление, — что когда он принес картину и освободил ее от упаковки, то отлучился на кухню приготовить кофе. И за те несколько минут, пока он отсутствовал, настроение Мюллера кардинально изменилось. Когда Аргайл вернулся в комнату, Мюллер заявил, что хочет избавиться от картины.
— Да, верно.
— Исходя из этого, мы можем предположить три вещи. Первое: он не нашел того, что искал, и, осознав свою ошибку, решил избавиться от картины. Второе: он нашел то, что искал, и забрал эту вещь, пока мистер Аргайл варил на кухне кофе.
— Но в этом случае, — возразила Флавия, — он не был бы так разочарован. Разве что в нем погиб великолепный актер.
— И третье предположение заключается в том, что истинная причина гораздо проще, прозаичнее и понятнее.
— Может быть, он плохо искал, — сказала Флавия. — Или мы плохо искали. Я думаю, нужно осмотреть картину еще раз.
— С этим предложением ты немного опоздала. Твой друг Аргайл уже едет с ней в Париж.
— Черт, совсем забыла. Так устала, что все вылетело из головы. Он отдаст ее Жанэ?
Боттандо кивнул.
— Должно быть, так. Я только очень надеюсь, что он не станет совать свой нос туда, куда его не просят.
— Как вы думаете, стоит мне еще раз взглянуть на картину? Может быть, после Базеля мне тоже заехать в Париж? Вы могли бы попросить Жанэ собрать для меня кое-какую информацию.
— Например?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80