Я думаю, в действительности он просто решил, что из меня получится хорошая жена и мать. Он сделал предложение — не мне, а моим родителям, разумеется, — и они его приняли. Вот и все. Он был на тридцать лет старше меня, и в нашем браке с самого начала не было ни страсти, ни нежности — мы даже называли друг друга на вы. Я не хочу сказать, что он был плохим человеком. Мы уважали друг друга, и он был очень милым, галантным и по-своему преданным мужем, но ему было под пятьдесят, а мне — восемнадцать. Как видите, я рассказываю вам о своей жизни без прикрас.
Можете себе представить эту пару: неопытная восторженная девушка и солидный ответственный мужчина, серьезный бизнесмен. Он управлял несколькими компаниями, делал деньги, коллекционировал картины и украшения, читал книги. А я любила танцы или завалиться куда-нибудь в кафе и поболтать; кроме того, я разделяла политические взгляды тогдашней молодежи, а Жюль поддерживал только тех политиков, которые выдвигали программы, благоприятные для работы его фабрик.
Я стремилась как можно чаще навещать родителей — не ради них, конечно, — они были такими же скучными, как и Жюль, но при этом не такими добрыми, — нет, я приходила потому, что мне было интересно пообщаться со студентами, которым они сдавали комнаты.
Мой отец надеялся, что, выйдя замуж за богатого человека, я начну ссужать его деньгами и он сможет вернуться к привычному образу жизни. Однако Жюль не оправдал его надежд. Он не любил моего отца и не собирался давать деньги человеку, который откровенно презирал его.
Во многом он был странным человеком. Ну, во-первых, я не была еврейкой, и его женитьба на мне произвела скандал в еврейской общине. Жюль пренебрег мнением общины, сказав, что в его возрасте смешно беспокоиться из-за того, что скажут люди.
Жюль не был деспотом; он, конечно, просил меня посещать разные официальные мероприятия и иногда устраивать приемы у нас дома, но в остальном предоставил мне полную свободу. В целом он мне нравился; он давал мне абсолютно все в этой жизни — кроме любви.
А я нуждалась в любви, мне хотелось любить. Но тут началась война.
Как только стало ясно, что эта война грозит нам полным разорением, мы начали готовиться к отъезду. Жюль, несмотря на некоторую ограниченность взглядов, оказался проницателен и предвидел все, что потом случилось. Он сразу сказал, что у французов кишка тонка обороняться, и понял, что новая власть не станет церемониться даже с такими богатыми и влиятельными людьми, как он. Он все подготовил, и мы переехали бы в Испанию, если бы у меня не начались роды.
Роды были очень тяжелыми, несколько недель я пролежала в больнице, прикованная к постели, в ужасных условиях. Большая часть медперсонала покинула Париж, а раненые все прибывали и прибывали. Не хватало врачей, сестер, больничных коек и лекарств. Я не могла двигаться, а Артур родился таким слабеньким, что я удивляюсь, как он выжил. Жюль остался в Париже из-за меня, и к тому времени, когда я выписалась, уезжать было уже поздно: никто не мог покинуть страну без специального разрешения, а таким людям, как мой муж, разрешения не давали.
Постепенно жизнь снова вошла в свое русло — конечно, это была уже другая жизнь, но по крайней мере она была понятна и относительно приемлема. Жюль целыми днями пропадал на своих фабриках, а я опять вернулась к своей дружбе со студентами. Однажды мы долго сидели и разговаривали и решили, что нужно как-то бороться с фашистским режимом. Армия и правительство предали свой народ, и выходило, что, кроме нас, постоять за честь французской нации было некому.
Надо сказать, наши чувства разделяли немногие. Жюль, например, заботился только о сохранении своего дела, мои родители… они всегда поддерживали правительство. Любое правительство.
Вскоре комнаты студентов заняли расквартированные немецкие офицеры. Мои родители с радостью принимали их у себя. Им нравился новый порядок. Они всегда недолюбливали евреев, отказ Жюля взять их на содержание еще больше ожесточил их сердца, а с приходом немцев они вообще стали ярыми антисемитами.
Примерно через год после заключения перемирия с немцами в доме моих родителей остался только один студент — молодой адвокат, который снимал у них комнату на протяжении нескольких лет. Мне он нравился, и я познакомила его с Жюлем. Они подружились. Жюль относился к Жану по-отечески. Он всегда мечтал иметь такого сына — честного, сильного, красивого, умного, прямодушного. Жан обладал всеми мыслимыми достоинствами, но у него не было родителей, которые могли бы порадоваться такому замечательному сыну, и Жюль заменил ему отца. Он платил за его учебу, всячески поддерживал его, знакомил с влиятельными людьми, старался предоставить ему возможность проявить себя с лучшей стороны. Он даже дарил ему подарки. Они прекрасно ладили между собой. И долгое время все было просто замечательно.
— Если я правильно поняла, это был Руксель? — тихонько спросила Флавия.
Миссис Ричардс кивнула:
— Да, он был моим ровесником. Он снимал комнату у моих родителей, поэтому мы часто виделись. Если бы я не вышла за Жюля, мы скорее всего поженились бы с Жаном; но поскольку место мужа было занято, нам пришлось стать любовниками. Впервые в жизни я полюбила. Да что там — он был моей первой и последней любовью. Страсть Жюля угасла вскоре после медового месяца, и я никогда не чувствовала к нему того, что чувствовала к Жану. В общем, я ничего не могла с собой поделать. Вам, наверное, странно слышать слова о любви из уст старой развалины? Но тогда я была другой. Я была совсем другим человеком. Вы курите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80