Наступала нрчь, время любовников и убийц.Как раз для меня и для Анны.Она не зажигала свет и мелькнула словно тень на стене. С ног до головы она была одета в черное: водолазка, джинсы, кроссовки.— Вставай, — прошептала она. — Боб уже сработал. Он звонил.— Какие новости? — пробормотал я, пытаясь разлепить веки.— Хорошие. Боб получил по морде.— Это действительно хорошая новость, — согласился я и, скатившись с дивана, пополз в ванную. Здесь я нащупал кран холодной воды, открутил его и брызнул себе в лицо пригоршню прохладных капель. Этой малоприятной процедурой остатки сна были изгнаны.— Как ты себя чувствуешь? — услышал я голос Анны, хотя сама она оставалась невидимой. Я пошел на звук, вытянув влажные руки, и нащупал ее голову на уровне моих бедер: Анна сидела на полу, скрестив ноги. Я тяжело опустился рядом.— Я спросила, как ты себя чувствуешь, — напомнила Анна. — Ты готов?— Всегда готов, — прошептал я, но тут вспомнил, что мой «люгер» остался в плаще. Опять получилось, что я переоценил себя. Пришлось идти в прихожую, искать плащ, искать в нем карман, а в кармане — пистолет.— За что расквасили физиономию твоему дружку? — поинтересовался я, вернувшись к Анне. — Кому-то не понравилась его бороденка?— Он перебрал. — Я не видел лица Анны, но понял, что она улыбается. — В том смысле, что повел себя слишком нагло. Его едва не размазали по стенке... Но обошлось.— Боб все сделал, как надо?— А это ты скоро узнаешь. — Анна сплела свои пальцы с моими. — Нам осталось ждать не так уж и долго.В этом она оказалась права. Обычно ожидание — весьма тоскливое и нудное занятие. Время тянется как резина. Можно считать овец, как при бессоннице, но вряд ли это поможет. Мы сидели на ковре, сцепив руки, как влюбленная пара школьников, и молчали. И время пронеслось как поезд по скоростной магистрали.Двое школьников разжали пальцы и потянулись за оружием, спрятанным в одежде. Встали и разошлись в разные стороны.Мы потеряли друг друга в кромешной темноте, опустившейся на нас. Глава 5 На моем левом запястье — старые механические часы, без всяких там подсветок и музыкальных попискиваний. Поэтому я не знал, который час. Ясно лишь было, что полночь уже миновала. Самое время для осторожно скребущихся звуков за дверью.Это напоминало ситуацию в кресле зубного врача, когда тетка в белом халате орудует у тебя во рту какими-то металлическим штуками, а ты понятия не имеешь, что это и зачем. Главное — результат. Так и сейчас: я не видел, чем обрабатывали замок неизвестные умельцы, но в итоге раздался щелчок, и петли едва слышно скрипнули. Началось.Я сразу же приступил к исполнению своей роли: то есть начал издавать негромкие булькающие звуки, которые должны были изобразить храп спящего тридцатилетнего мужчины. Мне никогда ранее не приходилось заниматься подобными вещами, но полагаю, что для дебюта прозвучало вполне сносно.Я вслушивался в шаги вторгшихся в мое жилище. Вроде бы двое. Ступают осторожно. Прикрыли за собой дверь. Чтобы не будить соседей. Заботливые ребята.Я продолжал изображать храп, и тут сообразил, что непрошеные гости двигаются в мою сторону. Я теперь не только слышал шаги, я чувствовал запахи. От одного несло табаком, от второго — туалетной водой польского разлива. Аромат, наверное, назывался: «Разбегайтесь, девки, поскорее, или Конверсионное производство из отходов химического оружия». Я поморщился.Какой-то шорох. Черт, я не вижу, что они там делают. Но, надо думать, ничего хорошего эти парни не натворят. Это же не тимуровцы, совершающие по ночам благотворительные походы на квартиры к одиноким мужчинам ради стирки белья или починки старой мебели. Нет, эти двое явно из другой организации.И я отчетливо слышу сдавленное:— Давай!А вслед за тем — свист. — Глухой удар. И треск. Потом тишина. Опять шепот:— Твою мать... Переборщили.Я не в силах это дальше терпеть. Только что этот придурок расколотил мою любимую сахарницу. То ли дубинкой, то ли бейсбольной битой, какая разница... Главное — моя сахарница развалилась на части, и ее уже не склеить.Почему сахарница лежала на диване вместе с моим свернутым в жгут старым пальто и все это было укрыто одеялом — уже не столь важно. Но окажись на месте сахарницы моя голова, выдержала бы она? Или пришлось бы покупать новую?Слишком много вопросов. Я выпрыгиваю из платяного шкафа, где сидел, согнувшись в три погибели. Я падаю на одну из двух темных фигур, застывших у дивана, и мы вместе валимся на ковер. Мысль о трагически погибшей сахарнице придает мне сил, и я бью варвара головой об пол, получаю в ответ удар коленом в живот, окончательно зверею, выхватываю «люгер» и тычу его под нос противнику. В квартире темно хоть глаз выколи (неплохая мысль, кстати), поэтому распластавшийся подо мной враг может не понять, что за штуку ему суют в лицо. И я объясняю:— Мозги вышибу, урод!Из темноты вторит голос Анны:— На колени, сука, иначе снесу башку вместе с перхотью!Это она не мне. У меня нет перхоти. Глава 6 Анна свободной рукой дотягивается до выключателя. Загорается свет, рассеивается темнота, и я наконец вижу тощего парня лет восемнадцати на полу. Он часто моргает, уставившись на дуло «люгера». Из разбитого носа течет кровь. В нескольких сантиметрах от его правой руки лежит увесистая бейсбольная бита. А еще говорят — экзотический вид спорта. Вот, пожалуйста, прижился.— Тебя папа с мамой учили бить чужую посуду? — яростно хриплю я. Упоминание папы и мамы приводит парня в состояние замешательства. Он начинает шмыгать носом и дергать веками. — Вставай, — командую я, и парень резко вскакивает, вытягивая руки по швам. Он не пытается сопротивляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80