Бревенчатые стены, высокий потолок, каких не встретишь в городских квартирах. И запах: пахло довольно противно, но не так, как пахнет в «хрущевках» или в многоэтажных панельных домах. Это был очень своеобразный плохой запах. Сырое дерево, затхлость и гниль. Боб листал глянцевые страницы журнала и морщился. То ли от запаха, те ли от содержания журнала.— Куда это нас занесло? — спросил я, подойдя поближе к Бобу и привалившись к стене для удобства.— Нас заносит все дальше и дальше, — пробормотал он, не отрывая глаз от фотографий Наоми Кэмпбелл. На меня он смотреть не хотел. Конечно, у Наоми фигурка получше. Да и бледный я какой-то стал в последнее время.— Анна? — задал я следующий вопрос.— По делу, — был ответ.— А мы что тут делаем?— Ждали, пока ты очухаешься.— Ну, так дождались, — обрадовал я Боба, и он все-таки отложил журнал.— Что ты предлагаешь? — осведомился он.— Даже не знаю... — сказал я, и это было правдой. В голове стоял какой-то туман, в котором очень успешно спрятались все мысли. Я понимал, что это неправильно — сидеть в сарае. Но почему это неправильно, я вряд ли бы смог объяснить.Боб скептически посмотрел на мое лицо и снова углубился в чтение.А я сполз по стене на пол и закрыл глаза.— Сортир на улице, — услышал я в наступившей темноте бурчание Боба. — Какой кретин его строил?! Руки бы оторвать... Такие щели в стенах...— Боишься, что будут подглядывать?— Дует, — коротко ответил Боб. — Здесь задохнуться можно, а на улице — ураган какой-то. И вообще: нет в жизни счастья.Может быть, он говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я заснул и проснулся уже перед накрытым столом. Даже перед двумя. Я сидел на фанерном ящике, а передо мной стояли два стола, те, что служили раньше мне постелью. Теперь они были покрыты старой газетой и богато сервированы. Под стать окружающей обстановке. Буханка черного хлеба, палка салями, две полуторалитровые бутылки минеральной воды, две банки килек в томате, три плитки шоколада и россыпь красных венгерских яблок. Плюс четыре тарелки, четыре вилки и четыре стакана. Все — из белого пластика.Во главе стола сидел Сидоров, мутно поглядывая вокруг и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я сперва подумал, что это от слабости, но оказалось, что он тоже восседает на ящике, а тот скрипит и гнется под ним. Сидоров глотал какие-то таблетки, что высыпала перед ним на газету Анна, и запивал их водой.Мне тоже досталась порция: таблетка аспирина, растворенная в воде. Боб отхлебнул из банки «Хайнекен» и сказал:— Приятного аппетита.Сидоров с мученическим выражением лица наблюдал, как пиво уходит в чужое горло. Мне было все равно. Я был равнодушен к еде и питью. Мои часы стояли. Я не знал, который час и какой день недели сегодня. Я лишь знал, что у меня ломит спину. Я знал, что спятивший дятел забрался мне в голову и теперь пробивается наружу, методично колотя в череп. Остальное уже не представляло интереса.Боб допил пиво и бросил опустевшую банку в угол. Там уже валялась пара смятых жестянок. И окровавленные бинты.— Хозяева не будут возмущаться? — спросил я.— А нету хозяев, — развел руками Боб. — Ничейный дом. Только в провинции такое встречается. У нас так каждый сантиметр площади расписан и приватизирован. А за метр и убить могут.Я немного напряг память, припомнил обстоятельства своего обморока... И решил, что мы сидим в одном из домов у того самого пустыря.Анна подтвердила мою догадку.— Ты меня просто напугал, — сказала она, — когда рухнул там... Ничего, заживет.— Жизненные центра не задеты, — проговорил я, тупо глядя в газетные строки. Там не было ни одной знакомой буквы, и я решил было, что крыша моя переехала в другое место окончательно и бесповоротно. Минут пять спустя я сообразил, что газета лежит передо мной вверх ногами. Стало немного легче. Я сильно вырос в своих собственных глазах.— Надо было водки взять, — выпалил вдруг Боб, ласково поглаживая свою бородку. — Помянуть Марка...— Вот еще! — презрительно фыркнула Анна. — Дерьма-то...— Как-никак, товарищ по работе, — настаивал Боб.— Этот товарищ перерезал бы тебе глотку, как тому доктору, и не поморщился, — многозначительно сказала Анна. — Он уже играл в свои игры, он был сам по себе... Никакой он был не товарищ.— Кое в чем ты права, — кивнул Боб. — Марк — свинтус. Мог бы расколоться. Мог бы заложить своего хозяина. Мы бы уже сегодня отсюда улетели. С чувством выполненного долга. А теперь... — Он тяжело вздохнул. — Черт знает, сколько еще придется куковать в этой дыре...— А ты ничего не раскопал в «Европе-Инвест»? — медленно проговорил я. Произнесенное «Европа-Инвест» тут же отозвалось очередным ударом безумного дятла в череп. Мой организм уже не переваривал всей этой истории.— Ничего такого, что давало бы выход на главных людей, — с сожалением сказал Боб.— А видеопленки? Там что-то было не в порядке с ними. — Я выдавливал из себя эти слова как сок из иссохшего лимона. Я не хотел возвращаться в ЭТО. Но ничего другого не оставалось. — Это не подставка? Не монтаж?— Дошлый ты парень, Костя, — усмехнулся Боб. — Хоть и голова повязана... Ты прав. Из четырехчасовой кассеты, на которую снимался коридор, пропало минут на пятнадцать пленки. Объясняют это тем, что в камеру произвели выстрелы, случилось замыкание, и часть пленки испортилась. Очень я в этом сомневаюсь.— То есть в самой «Европе-Инвест» есть люди, которые участвовали в подготовке налета, а теперь заметают следы?— Конечно, дорогой мой, — снисходительно пояснил Боб. — А как же иначе? Кто же тогда мог выдать коды к черному ходу и к комнате с деньгами? Без «пятой колонны» тут не обошлось. Три человека работали снаружи, но был кто-то и внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80