Но разве
уместно
слово такое?
Но разве
настали
дни для покоя?
Кто галоши приобрел,
кто зонтик;
радуется обыватель:
«Небо голубо…»
Нет,
в такую ерунду
не расказеньте
боевую
революцию – любовь.
В сотне улиц
сегодня
на вас,
на меня
упадут огнем знамена.
Будут глотки греметь,
за кордоны катя
огневые слова про Октябрь.

Белой гвардии
для меня
белей
имя мертвое: юбилей.
Юбилей – это пепел,
песок и дым;
юбилей –
это радость седым;
юбилей –
это край
кладбищенских ям;
это речи
и фимиам;
остановка предсмертная,
вздохи,
елей –
вот что лезет
из букв
«ю-б-и-л-е-й».
А для нас
юбилей –
ремонт в пути,
постоял –
и дальше гуди.
Остановка для вас,
для вас
юбилей –
а для нас
подсчет рублей.
Сбереженный рубль –
сбереженный заряд,
поражающий вражеский ряд.
Остановка для вас,
для вас
юбилей –
а для нас –
это сплавы лей.
Разобьет
врага
электрический ход
лучше пушек
и лучше пехот.
Юбилей!
А для нас –
подсчет работ,
перемеренный литрами пот.
Знаем:
в графиках
довоенных норм
коммунизма одежда и корм.
Не горюй, товарищ,
что бой измельчал:
– Глаз на мелочь! –
приказ Ильича.
Надо
в каждой пылинке
будить уметь
большевистского пафоса медь.
Зорче глаз крестьянина и рабочего,
и минуту
не будь рассеянней!
Будет:
под ногами
заколеблется почва
почище японских землетрясений.
Молчит
перед боем,
топки глуша,
Англия бастующих шахт.
Пусть
китайский язык
мудрен и велик, –
знает каждый и так,
что Кантон
тот же бой ведет,
что в Октябрь вели
наш
рязанский
Иван да Антон.
И в сердце Союза
война.
И даже
киты батарей
и полки.
Воры
с дураками
засели в блиндажи
растрат
и волокит.
И каждая вывеска:
– рабкооп –
коммунизма тяжелый окоп.
Война в отчетах,
в газетных листах –
рассчитывай,
режь и крой.
Не наша ли кровь
продолжает хлестать
из красных чернил РКИ?!
И как ни тушили огонь –
нас трое!
Мы
трое
охапки в огонь кидаем:
растет революция
в огнях Волховстроя,
в молчании Лондона,
в пулях Китая.
Нам
девятый Октябрь –
не покой,
не причал.
Сквозь десятки таких девяти
мозг живой,
живая мысль Ильича,
нас
к последней победе веди!

1926

СТОЯЩИМ НА ПОСТУ


Жандармы вселенной,
вылоснив лица,
стоят над рабочим:
– Эй,
не бастуй! –
А здесь
трудящихся щит –
милиция
стоит
на своем
бессменном посту.
Пока
за нашим
октябрьским гулом
и в странах
в других
не грянет такой, –
стой,
береги своим караулом
копейку рабочую,
дом и покой.
Пока
Волховстроев яркая речь
не победит
темноту нищеты,
нутро республики
вам беречь –
рабочих
домов и людей
щиты.
Храня республику,
от людей до иголок,
без устали стой
и без лени,
пока не исчезнут
богатство и голод –
поставщики преступлений.
Враг – хитер!
Смотрите в оба!
Его не сломишь,
если сам лоботряс.
Помни, товарищ, –
нужна учеба
всем,
защищающим рабочий класс!
Голой рукой
не взять врага нам,
на каждом участке
преследуй их.
Знай, товарищ,
и стрельбу из нагана,
и книгу Ленина,
и наш стих.
Слаба дисциплина – петлю накинут.
Бандит и белый
живут в ладах.
Товарищ,
тверже крепи дисциплину
в милиционерских рядах!
Иной
хулигану
так
даже рад, –
выйдет
этакий
драчун и голосило:
– Ничего, мол,
выпимши –
свой брат –
богатырская
русская сила. –
А ты качнешься
(от пива частого),
у целой улицы нос заалел:
– Ежели,
мол,
безобразит начальство,
то нам,
разумеется,
и бог велел! –
Сорвут работу
глупым ляганьем
пивного чада
бузящие чады.
Лозунг твой:
– Хулиганам
нет пощады! –
Иной рассуждает,
морща лоб:
– Что цапать
маленьких воришек?
Ловить вора,
да такого,
чтоб
об нем
говорили в Париже! –
Если выудят
миллион
из кассы скряжьей,
новый
с рабочих
сдерет задарма.
На мелочь глаз!
На мелкие кражи,
потрошащие
тощий
рабочий карман!
В нашей республике
свет не равен:
чем дальше от центра –
тем глубже ночи.
Милиционер,
в темноту окраин
глаз вонзай
острей и зорче!
Пока
за нашим
октябрьским гулом
и в странах других
не пройдет такой –
стой,
береги своим караулом
копейки,
людей,
дома
и покой.

1926

О ТОМ,
КАК НЕКОТОРЫЕ
ВТИРАЮТ ОЧКИ
ТОВАРИЩАМ, ИМЕЮЩИМ
ЦИКОВСКИЕ ЗНАЧКИ


1

Двое.
В петлицах краснеют флажки.
К дверям учрежденья направляют
шажки…
Душой – херувим,
ангел с лица,
дверь
перед ними
открыл швейцар.
Не сняв улыбки с прелестного ротика,
ботики снял
и пылинки с ботиков.
Дескать:
– Любой идет пускай:
ни имя не спросим,
ни пропуска! –
И рот не успели открыть,
а справа
принес секретарь
полдюжины справок,
И рта закрыть не успели,
а слева
несет резолюцию
какая-то дева…
Очередь?
Где?
Какая очередь?
Очередь –
воробьиного носа короче.
Ни чином своим не гордясь,
ни окладом –
принял
обоих
зав
без доклада…
Идут обратно –
весь аппарат,
как брат
любимому брату, рад…
И даже
котенок,
сидящий на папке,
с приветом
поднял
передние лапки.
Идут, улыбаясь,
хвалить не ленятся:
– Рай земной,
а не учрежденьице! –
Ушли.
У зава
восторг на физии:
– Ура!
Пронесло.
Не будет ревизии!..

2

Назавтра,
дома оставив флажки,
двое
опять направляют шажки.
Швейцар
сквозь щель
горделиво лается:
– Ишь, шпана.
А тоже – шляется!.. –
С черного хода
дверь узка.
Орет какой-то:
– Предъявь пропуска! –
А очередь!
Мерь километром.
Куда!
Раз шесть
окружила дом,
как удав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159