Я так много сил затратил, спасая ее от Джафари, что ее плен у Гарсона угнетал меня. Получается, что я ее не спас, а только позволил перевести в другую тюремную камеру. И, вероятно, больше всего меня раздражало то, что я по-прежнему не понимаю, почему ее держат в заточении. Гарсон ведь больше не получает от нее полезной информации. Все тайны разведки, — которые она знала, теперь давно уже устарели. Единственное — ее мозг остается неизмеримой ценностью для Гарсона, так же, как это было и для Джафари. Я не могу тайком вывезти ее с Пекаря. И на Пекаре спрятаться негде. Любая попытка спасти ее — пустая трата времени, тем более когда мое собственное будущее сомнительно.
Мы оставили ночную сторону Пекаря и вылетели на дневную. Миновали большие красные пустыни, стал заметней темный ультрафиолет туземных растений — челнок начал спускаться, подрагивая на границах термальных слоев. Тепловая защита раскалилась добела, мы замедлили свой полет и двигались почти параллельно поверхности, полого снижаясь. На высоте примерно в пятнадцать километров мы оказались в туче красноватых опаловых воздушных шаров, туча эта была толщиной в несколько километров. Я подумал, что мы разобьемся, но, хотя эти животные огромны, каждое из них представляло собой всего лишь тоненькую мембрану цвета корицы. Стая держалась на вершине восходящего теплового потока, почти крыло к крылу, и мы опускались словно сквозь пузыри на поверхности воды, как будто морские животные, которые смотрят на эти пузыри из глубины. Эти змеи на самом деле напоминают гигантскую манту, и я наконец понял, что опаловые воздушные змеи так же отличаются от опаловых птиц, как ястребы от бабочек. Под нами несколько стай воздушных змеев держались на разных воздушных течениях. Пушистые облака скрывали все, кроме горных вершин.
Еще несколько минут продолжался полет. Капитан челнока объявил, что мы приближаемся к Кимаи-но-Дзи, столице «Мотоки», и челнок пробил облачный покров. Под нами была неровная береговая линия среди гор, поросших серо — зелеными пихтами и соснами. Я наклонился вперед, стараясь разглядеть место, ради которого мы будем воевать, и долго ничего не видел, кроме пологих зеленых холмов и тумана. Потом я заметил низко летящий желтый дирижабль, он шел из небольших сельскохозяйственных или шахтерских поселков «Мотоки» на юге, может быть, Цумэтаи Ока. Дирижабль направлялся к деревушке у моря, окруженной несколькими полями и большой черной каменной стеной. Дальше виднелся лес; лес, стена, поля удерживали туземную флору и фауну на расстоянии. Я представлял себе этот поселок «Мотоки» как остров нормальной жизни в море чуждого и враждебного. Японцы всегда были островными жителями. Город небольшой, тысяч на сорок, группа зданий, два голубых хрустальных купола. Мой маленький город Гатун в Панаме и то больше.
И тут я наконец постиг всю абсурдность ситуации: поразительно — на планете, с небольших размеров морями, где площадь суши больше, чем на Земле, два городишки размером с Гатун в Панаме ведут жестокую войну за право владеть пустыми пространствами, которые никогда не смогут использовать!
Челнок зашел на посадку. Дома с каркасом из темных деревянных брусьев, с белыми стенами из рисовой бумаги, тонкими и прозрачными, как крылышки мотылька. На всех улицах, во всех садах ландшафт превосходно упорядочен, словно весь город представляет собой гигантский сад, случайно населенный людьми. Кусты аккуратно подстрижены, черные стволы слив в розовом цветении странно и прихотливо изогнуты, как будто их вырезал скульптор. Я ожидал увидеть признаки старения: полуразрушенные здания, рухнувшие сараи. Но никаких трущоб на Пекаре не было. Не наблюдалось и никакой экстравагантности. Ни сверкающих огней, ни хрустальных зданий. Город являл собой образец строгой сдержанности и аскетизма. Мы еще больше замедлили полет, коснулись полосы, челнок покатился по ней и остановился.
От здания вокзала отошло несколько больших грузовиков. Подъехали пятьдесят самураев в черном защитном снаряжении, они выстроились у трапа челнока. Дверь открылась, и наши люди начали цепочкой спускаться по ступеням. Сладкий незнакомый запах, похожий на запах сохнущего на солнце сахарного тростника, заполнил корабль. Запах Пекаря.
Мы вышли и обнаружили, что грузовики полны одежды: башмаки и просторные брюки, тяжелые кимоно и куртки. Нам вручили пластиковые пакеты с подарками прибывающим: расческа, кусочек мыла, зубная паста, карта планеты. Тем из нас, кто находился в отделении «особой безопасности», на руку надели небольшие мониторы. Такие носят преступники, отпущенные под честное слово, с тем чтобы полиция могла следить за ними. На мониторе была изображена карта города. Сообщалось, что до пяти часов мы должны явиться в определенное здание. Поблизости шумел океан, морской ветер гулял над полем, поднимая пыль. Повсюду видны были осы, они гудели над головами, садились на руки.
Самураи построили нас в ряд и повели с поля. Мне показалось, что у меня ноги укоротились сантиметра на два: на каждом шагу я взлетал в воздух выше, чем хотел. Я всего две недели испытывал повышенное тяготение на корабле, а затем криотехники следили за состоянием моих мышц, и потому я подпрыгивал при ходьбе. Мы прошли по городской окраине, по дороге, с обеих сторон огражденной низким бамбуковым забором, мимо домов. Опадающие цветы сливы ковром лежали у нас под ногами. В домах все двери и окна были закрыты. Мы миновали деловой район, где с фонарных столбов свисали воздушные змеи, и из боковой улицы выбежал маленький мальчик — японец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168