Может быть, вспомнишь момент в твоей жизни, когда время замедлилось. Или ты уже испытывал это, принимая старые боевые медикаменты. Но теперешнее средство дает эффект гораздо более сильный. Ты должен соблюдать осторожность, когда наступит Мгновенность: время остановится, и тебе захочется одновременно сделать многое. Но помни, что уровень твоего метаболизма недостаточен для этого. Если пробежишь несколько шагов, истратишь весь кислород в своем организме и остановишься. Ты почувствуешь себя так, словно наткнулся на стену, и можешь даже умереть от перенапряжения. Во время Мгновенности нужно делать экономные движения, двигаться как можно меньше, исключительно чтобы достичь нужной цели. Понятно?
Я прекрасно его понял.
— Еще одно, — добавил врач. — После принятия средства эффект остается на всю жизнь. Достигнув Мгновенности, ты ради самого себя должен научиться контролировать ее.
Я кивнул и принял средство.
Дважды из города приходил грузовик и привозил еду: котлы с вареным рисом и водорослями, бочонки маринованных яиц с овощами, свежую сырую рыбу. От всего этого меня тошнило. Хуже всего был слабый кофе с затхлым привкусом, словно плантация стояла на болоте. У жителей «Мотоки» существовала поговорка: «Роскошь — наш величайший враг». Но то, что они считали лишь определенной степенью самопожертвования, для меня было настоящей пыткой.
К вечеру крики в амбаре усилились. Охрана послала сообщение в город, и скоро показался генерал Цугио, маленький хмурый лысый человек. Он потребовал, чтобы Гарсон успокоил своих людей. Цугио объявил, что всем нам будет снижена плата, если мятежники не успокоятся. Он вырос в среде, где каждый индивидуум — раб капризов своего общества, и потому никак не мог понять, что у нас вовсе нет контроля над мятежниками, что они не успокоятся только потому, что нас накажут вместе с ними. Он считал, что мы втайне симпатизируем им, поддерживаем их. Возможно, он был прав.
Ужин не привезли, и Гарсон процитировал слова одного из адъютантов Цугио: нам придется жить без пищи, пока мы не поймем, что «живем исключительно благодаря милости „Мотоки“. Наемники начали ворчать. Кое-кто отправился на охоту в поля за защитным периметром города, но удалось подстрелить только несколько кроликов и перепелок. На закате Гарсон совещался со своими офицерами — было объявлено, что они обсудят проблемы морали. Они провели несколько часов за закрытыми дверями.
Когда совещание закончилось, к нам в казарму пришел капитан и сказал:
— Дела хуже, чем мы думали. Через пять дней прибудет корабль с наемниками, нанятыми ябандзинами. Большинство из них бездомные колумбийцы, они вылетели с Земли через три месяца после нас.
— Но они не могли долететь так быстро! — воскликнул кто-то.
— Конечно, если держать ускорение в законных пределах, — ответил капитан. — Но ябандзины предпочли заплатить побольше, чтобы не проиграть войну. Большинство наемников там рефуджиадос, которых социалисты изгнали из их домов. Химер нет, они не соглашались улетать, когда так хорошо идет война в Южной Америке. И колумбийцев не тренировали самураи, так что мы не знаем, на что они способны. Хотя благоразумнее предположить, что они подготовлены к схваткам. И так как их вдвое больше, чем нас, то это хорошее подкрепление для Хотокэ-но-Дза. Наши наниматели из «Мотоки» требуют, чтобы мы начали наступление раньше намеченного срока. Выступаем через три дня, чтобы добраться до ябандзинов до того, как высадятся колумбийцы. И еще начальство требует, чтобы все наши люди были на передовой, даже те, кто не подготовлен. Они говорят, что не дело японцев — сражаться с машинами.
Новость была принята не очень хорошо. Люди, сидевшие вокруг голограмм и делавшие ставки на исход сражений, неожиданно смолкли. Повсюду началось ворчание. Но никто не спорил, общее мнение было единым. Нас обманывали, плохо кормили и обращались с нами без уважения. Корпорация «Мотоки» нарушила контракт: компьютер по-прежнему утверждает, что уровень смертности достигнет 62 процентов при нападении на Хотокэ-но-Дза. Кроме того, никому не хотелось заставлять идти в бой мятежников, скандировавших в амбаре «До — мой!», а тем более сражаться с колумбийцами. Ведь вместе с ними большинство еще недавно воевало на одной стороне, против идеал — социалистов. За час мы выработали решение, капитан вернулся к генералу Гарсону с нашим ответом: «Пусть корпорация „Мотоки“ идет к дьяволу!»
Гарсон передал наш ответ генералу Цугио, и тот, по-видимому, принял его хладнокровно. Самураи не окружили наш лагерь, вообще не было никаких последствий. На рассвете грузовик привез пищу, и мы тренировались, как обычно. Вскоре после завтрака в лагере появился Цугио в сопровождении своих адъютантов. Все они улыбались и казались довольными, но после встречи с Гарсоном Цугио удалился рассерженный, он хмурился и чесал свою лысую голову.
Гарсон через громкоговоритель объявил, что тренировки прекращаются, поскольку «мы хотим, чтобы они поняли: мы за них воевать не будем». Очевидно, на японский язык трудно перевести понятие «забастовка». Японцы решили, что воевать мы будем, просто отказываемся от помощи и советов их военных. В «Мотоки» когда человек бастует, он продолжает работать, удваивая свои усилия. Это заставляет его руководителей «потерять лицо», так как работник доказывает, что руководитель ему не нужен.
«Мотоки» никогда не встречалась с пассивным сопротивлением. Я провел день, раздавая устаревшие лекарства из своей медицинской сумки, а тем временем умы корпорации обдумывали следующий шаг. Мы ожидали наказания, угроз и оскорблений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168