Очень хороший ребенок, всегда страстно и долго обнимала меня, когда я уходил. От ее волос всегда хорошо пахло, и я, случалось, завидовал мужчине, который когда-нибудь женится на такой умной страстной женщине с чистыми волосами. Мне это казалось сочетанием лучших качеств женщины.
Частенько ко мне в киоск на ярмарке заглядывал Флако. Он дружил с Викториано и всегда оставлял подарок для Татьяны — конфету или цветок. Флако беспокоился о ее будущем и говорил о приближении социалистов к нашим границам и о том, что худшее еще впереди. Я вспомнил бродячую кошку, никому не принадлежавшую, ловившую птиц и рывшуюся в отбросах. За несколько недель до того, как я покинул Землю, у этой кошки родились котята, и мы с Флако и Татьяной с большим трудом спасли котенка из дренажной трубы. Я вспомнил, как Татьяна попросила меня несколько дней подержать котенка в доме, пока она уговорит родителей разрешить ей взять его, и я понял, почему этот котенок так тревожил меня, постоянно возникая в моих сновидениях. Вспомнил, как впервые вернулся домой с Тамарой; и мы с Флако сидели на крыльце, пили пиво и смотрели, как невдалеке пробирается обезьяна; Флако говорил о социалистах, об их угрозе и рисовал ожидающее нас мрачное будущее.
И я понял, наконец, что же сделала Тамара. Она вложила мне в сознание воспоминания о боли и ненависти, с тем чтобы пробудить во мне стремление к мести, к насилию, заставить убить Эйриша. Она отключила все воспоминания о моей семье, о тех, кого я любил, о близких друзьях, потому что хотела, чтобы кто-нибудь увез ее с планеты. Она не желала, чтобы какие-то эмоциональные привязанности или моральные обязательства помешали мне улететь. Она отрезала все воспоминания о моей семье, почти все воспоминания о дружбе с Флако — и оставила меня лежащим на полу спальни. Тогда я удивлялся, откуда на заднем крыльце появилась чашка с молоком для котенка; теперь-то я вспомнил, что сам поставил ее туда. Но Тамара даже этого не хотела мне оставить, лишила даже привязанности к беззащитному животному.
Затем поток воспоминаний изменился, и я ощутил легкое беспокойство. Пошли воспоминания, не связанные с близкими людьми, скорее — о каких-то незначительных поступках, о случаях морального выбора, который мне приходилось совершать. Я вспомнил старуху, которой помог омолодиться, донью Йоланду, эта женщина пользовалась репутацией bruja — ведьмы — у себя в Колумбии. Из многих деревень приходили ко мне люди, предлагали деньги и просили омолодить ее. Вначале я отказался: посчитал, что она обирает бедняков, заставляя их верить, что обладает чудодейственными силами. Но случайно я узнал от компадрес кое-что о ее методах: она ходила из деревни в деревню и бесплатно заботилась о больных. У нее была медицинская подготовка, но обычно она использовала местные травы, потому что ее пациенты были слишком бедны, чтобы покупать лекарства. И вот из-за этих трав местные жители и объявили ее bruja, хотя сама она не утверждала, что обладает магической силой. Если бы эта женщина была католичкой, ее провозгласили бы святой и канонизировали. Чем больше я о ней узнавал, тем большее впечатление на меня она производила; в конце концов я собрал все скудные приношения деревенских бедняков, добавил из собственных сбережений и купил для нее омоложение. Я сделал это ради жизни. Сделал для женщины, знающей, как драгоценна и хрупка человеческая жизнь.
И я наконец вспомнил времена, когда плакал, молился, сражался, стремясь помочь своим пациентам. Однажды ко мне пришла юная пара из Коста-Рики с ребенком, родившимся без рук. Родители не могли покупать ему протезы по мере того, как он подрастал, а сам мальчик, его организм вырастить руки не мог из-за искаженной последовательности в генах. Обычно можно просто взять образец ткани, исправить поврежденную последовательность, клонировать ребенка, взять у клона зародыши рук и пересадить пациенту. После этого отрастить руки не представляет большого труда, но в тогдашнем случае организм ребенка отторгал пересаженные органы, и мы дважды потерпели неудачу. В конце концов мне пришлось вырастить специальный вирус, чтобы устранить генетическое повреждение, потом я два месяца продержал ребенка в изолированной камере в своем доме, дожидаясь, пока вирус подействует. Затем уже легко было отрастить руки. Однако пока все это происходило, мы с Еленой разрешили матери ребенка жить с нами. Елена бранила меня, пилила днем и ночью, обвиняла в том, что я хочу переспать с матерью ребенка. Она была убеждена, что мои действия объясняются сексуальной привязанностью к матери ребенка. Я не мог ее разубедить, и, так как считал, что вернуть ребенку здоровье важнее, не обращал внимания на жену. Этот случай в конечном счете и привел к разводу.
Перечень похожих случаев, когда приходилось делать моральный выбор, все рос. Я много раз бывал в подобной ситуации, и тот Анжело Осик, которого показала мне Тамара, был совсем не таков, каким я знал себя сейчас. Тот Анжело казался слишком мягким, слишком великодушным, легко уступающим. Я не мог понять, для чего Тамара заложила в мое сознание сильное чувство вины, когда пригрозила: «Если ты мне откажешь, я умру». Анжело, каким я был раньше, и без того не смог бы устоять перед такой угрозой. Однако теперь-то я уже не был тем человеком.
Я вспомнил также еще несколько важных случаев морального выбора — в том числе тот, который определил мою последующую карьеру. Это было в детские годы: мне выпало стать свидетелем расстрела Батисто Сангриентос, семейства, убивавшего людей и затем продававшего их внутренние органы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168