Лейтенанту Бремсу повезло: он прибуксировал трехмачтовую русскую лодью и два больших карбаса, шедшие на рыбные промыслы.
Ярл Юленшерна велел поставить на шканцы стол с добрым угощением и учтиво, как старого и хорошего знакомого, принял кормщика – седого плотного мужика с зорким и хитрым взглядом.
Кормщик, перед тем как выпить, перекрестился, выпив – похвалил винцо, что-де без сивушного духа, двойной, видать, перегонки. Заел кусочком мясной лепешки, осведомился, как величают шхипера. Шаутбенахт подумал, покривился, назвался негоциантом Шебалд.
– Ну, а меня Нилом Дмитричем звать, Лонгиновым кличут! – сказал кормщик. – Будем, значит, знакомы. Торговать идете?
Шаутбенахт, брезгливо морщась, сообщил, что торгует стеклом, ножами, вином, изюмом, перцем, – да вот не повезло, в Белое море не хаживал, как идти в Двину, не знает.
Окке Заячий нос, стоя за креслом шаутбенахта, переводил.
– Много кораблей у вас! – не отвечая на вопрос шаутбенахта, молвил кормщик. – Ишь здоровенные какие! Богато торгуете. Небось, и домишко свой за морем, усадьба, хорошо живете? Шутка сказать – товару сколь много...
– Господин шхипер ждет ответа на свой вопрос! – сказал Окке.
Лонгинов подумал, потом спокойно посоветовал идти до двинского устья, – там сама таможня, после законного осмотра кораблей, пришлет искусного лоцмана. Так все делают, так и господину шхиперу надлежит сделать.
– Мне не нужна таможня! – сухо сказал шаутбенахт. – Мне не нужен лоцман там. Мне нужен лоцман здесь!
Кормщик спросил простодушно:
– А для чего здесь? Разве ж у тебя карты нет?
Шаутбенахту надоела такая игра. Обернувшись к Окке, он сказал резко:
– Спроси у него, не возьмется ли он за хорошую плату провести корабли до города Архангельска. Дай понять невеже, что в случае отказа его ждет лютая смерть. И быстрее...
Окке подергал носом, заговорил, кормщик слушал внимательно, сильные челюсти его пережевывали мясную лепешку.
– Ну? – спросил шаутбенахт.
– Он думает! – ответил Окке.
– Пусть думает быстрее! – велел Юленшерна.
Лонгинов сокрушенно вздохнул, солгал, что провести эскадру никак не может: сам он не архангельский, родом из Онеги, двинским фарватером не хаживал.
– Про наказание сказал? – спросил Юленшерна.
– Да, гере шаутбенахт.
– И что же?
– Он отвечает, что все в руке божьей...
Юленшерна велел увести кормщика и посадить в канатный ящик. Матросы молча скрутили русскому мужику руки за спиной, корабельный кузнец заклепал кандалы на его ногах. Пригнали других русских – с карбаса и лодьи. Рыбаки шли спокойно, но увидев кормщика, приостановились, переглянулись. Один спросил:
– По-здорову, значит, гостевал, Нил Дмитрич?
– По-здорову! – ответил Лонгинов. – Пасись, ребята. Шведы! Не послушались указа – в море не ходить, теперь надобно держаться.
Матрос с серьгой в ухе тяжело ударил кормщика по спине, тот, не оглядываясь, пошел, мелко переступая закованными в цепи ногами. Шаутбенахт щурился на русских рыбаков, посасывал трубку. Стояли они в свободных позах – кто сунув руку за пояс, кто выставив ногу вперед, кто и вовсе не глядел на шаутбенахта.
Сзади к ярлу подошел шхипер Уркварт, сказал сладким голосом, что с этими людьми церемониться не советует: их надо вешать на глазах друг у друга, тогда, может быть, кто и станет сговорчивее. Ярл Юленшерна запахнул непривычный, стеганный на пуху кафтан, взял с подноса чашку кофе, которую принес Якоб...
– Скажи им, – велел Юленшерна Окке Заячьему носу, – скажи, что тот, кто согласится провести нашу эскадру к городу Архангельскому, станет богатым человеком. Кто не согласится – будет казнен...
Окке перевел.
Русские переглянулись. Копылов, немолодой кормщик с суровым взглядом, в вязаной куртке, в рыбацких бахилах, усмехнулся:
– Одурели? Там шведа пасутся, разве пустят пройти? По всей Двине для бережения от шведских воров пушки понаставлены, каронады, коты, – десять раз потопят, покуда в устье войдешь...
Окке испуганно посмотрел на адмирала, перевел деликатно, смягчая грубость русского. Якоб, держа поднос, не отрываясь смотрел на рыбаков: вот они какие, простые русские люди!
Шаутбенахт отхлебнул кофе, приказал перевести рыбакам, что дает им на размышление ровно десять минут. Пусть сюда принесут десятиминутные песочные часы, у штурмана есть такие.
Уркварт мигнул Окке, тот, размахивая локтями, побежал в штурманскую каюту, вернулся запыхавшись, перевернул часы, песок посыпался тоненькой струйкой. Русские смотрели на песок, неторопливо переговариваясь, и лица у них были спокойные.
– То-то, что не надо было в море идти! – сказал один, загорелый, с пушком на верхней губе, остриженный кружочком. – Верно бирюч кричал, шведы и впрямь...
– Надо, не надо! – ответил другой. – Харчить-то брюхо просит, вот что худо. Без моря как прохарчишься...
Третий – старичок с веселым блеском в глазах – сказал насмешливо:
– Лонгинов-то Нил Дмитрич за столом сидел, а нам не подносят. Нет, серчает старый пес; вишь, ходит. Ходи, ходи, немного выходишь...
Молодой засмеялся, прикрыл рот ладонью. Потом сказал серьезно:
– Хаханьки да хиханьки, а дед сердитый. Как бы и впрямь животы нам свои здесь не скончать...
Песок все сыпался – тоненькой золотистой струйкой. С криками, косо, на распластанных крыльях неслись к воде чайки. Шведские матросы угрюмо посматривали на русских. Ярл Юленшерна негромко спросил Окке:
– О чем они говорят?
– Обдумывают, как поступить! – осторожно ответил Окке.
– Они начнут обдумывать после того, как мы повесим половину из них! – сказал шхипер Уркварт. – Я знаю, что это за народ!
Юленшерна покосился на шхипера и приказал звать корабельного профоса.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30