Только кровь умеют пускать да мышьяком травить. Без яду снадобье
составил, вот боль и отпустила.
Князь Друцкий и не ведал, насколько был близок в своих
подозрениях. Исполняя давнюю клятву, примерно каждую третью ночь
вынужденного безделья Зверев посвящал занятиям с Лютобором. Пусть на
расстоянии, через сон - но уроки все равно шли на пользу. Правда, и в
реальности нору древнего чародея он пять раз навестил. И тоже не без
пользы.
- Ну, коли мы в доме походном, - пропустил ответ мимо ушей князь
Друцкий, - так и законы здесь у нас походные…
Он поднял крышку сундука, выставил на столик из тонких реек два
кубка, большой серебряный кувшин и накрытое крышкой блюдо. Приподнял
палец, спохватившись, пересек завешанную коврами комнату, открыл
дверцу украшенной львиными мордами буржуйки.
- Славно, угольки еще есть, - из ближней корзины он кинул в топку
пяток тонких поленьев, притворил створку, оглянулся на Зверева.
- Неужели это печь, княже?! - притворно изумился Андрей. - Неужто
из стали скована?!
- Из чугуна отлита пушкарями опытными по их секрету. Придумал же
сие я. Намучился за годы с жаровнями-то, а тут как-то ночью вдруг и
подумал: а отчего мне печь малую по примеру больших не сделать?
На самом деле князю Юрий Семеновичу было чем гордиться. Ведь
железо в здешнем мире было столь дорого, что ковать из него печки было
роскошью на уровне прикуривания от ассигнаций. Посему даже императоры
и ханы в походах или разводили в шатрах костры, или ставили в палатках
жаровни. Додуматься отлить печь из чугуна - это был настоящий прорыв!
Вот только зритель князю Друцкому попался неблагодарный. Для выходца
из двадцать первого века «буржуйка* казалась такой же дешевкой, как
обитателю шестнадцатого века - шуба из горностая. [1]
- И как греет? - чтобы не показаться зазнавшимся невеждой,
поинтересовался Андрей. - Думаю, раз стенки тонкие, то ведь остывать
должна быстро.
- Зато и согревается чуть не в минуту! - горячо парировал Юрий
Семенович. - Коли углей много нагорит, так без опаски в любой мороз
греться можно. Не выпадут, пожара не устроят, жарко круглый день. Ну,
а прогорят, так завсегда еще подбросить можно…
Об этом Зверев как-то не подумал. По сравнению с жаровней - и
правда ведь гениально! А что остывает быстро - всегда можно
использовать «автозагрузку» в виде дежурного холопа. И Андрей уже
искренне восхитился:
- Великолепно! Такую же хочу.
- Тебе-то зачем, Андрей Васильевич? - разлил вино князь Друцкий и
снял с блюда крышку, под которой оказалась уже нарезанная запеченная
телятина. - Ты ведь сани за собой не потащишь, ты верхом поскачешь.
Эх, где она ныне, моя молодость…
- Нечто так часто путешествовать приходится, Юрий Семенович? -
Зверев сел на сундук возле стола.
- Да уж покатался в последние годы, Андрей Васильевич… - Друцкий
опустился в накрытое накидкой из рыси кресло, поднял бокал: - За
встречу, да принесет она нам удачу.
- За встречу, - кивнул Зверев и пригубил кубок. Вино было терпким
и совсем не сладким, похожим на испанское. В густой красноте трепетали
отблески свечей.
- Я-то путешествую, - сделав пару глотков, отставил кубок гость, -
а вот ты что-то дома засиделся, Андрей Васильевич. Откуда смирение
такое в юные годы?
- Почему засиделся? - пожал плечами Зверев. - В Москву мы с
Полиной выезжаем, к отцу заглядывали, места святые на Валааме
посетили.
- В Москве бывал, а ко двору царскому не явился ни разу, -
ухватился за слова Андрея князь Друцкий. - Сие есть неуважение
великое. Мыслишь, неведомо государю, что ты милостями его брезгуешь?
За содержанием денежным в Разрядный приказ ни разу не заглянул. Ладно,
батюшка твой, боярин Василий за тебя серебро забирает. Однако же о
небрежении сем царю непременно доносят. Ты, видно, гнева
великокняжеского ищешь, ссоры с помазанником божьим?
- Плевать! - Князь Сакульский опрокинул кубок и разом опустошил
его почти наполовину. - Плевать я хотел и на гнев его, и на милости.
Не появлюсь в гадюшнике этом ни за какие коврижки. Что это за царь,
который трон свой предателями и ворами окружает? Князь Курбский -
подонок и предатель, на ляхов за деньги шпионит., На колу его место, а
не в воеводах русских. Сильвестр с Адашевым в час болезни Иоанну
изменили открыто, к Старицкому перебежали, крест ему на верность
целовали и на трон затащить пытались. Их что - повесили, утопили,
голову отрубили? Хрена там лысого! Как сидели в царских писарях у
трона, так и сидят! Сам Старицкий и мамаша его, что золото боярам в
Кремле раздавали и к свержению Иоанна звали, - где сейчас? На каторге,
в монастыре, в ссылке? Фигушки, в свите царской они веселятся. Меня
же, который заговор* смертельный разрушил, Иоанн вместо благодарности
в колдовстве обвинил! И ладно сам взъерепенился - так ведь он с сына
Дмитрия чар не позволил снять. Теперь сын его умер, царица наверняка
хворая, отравители и изменники в любимчиках ходят, а все мы, кто в
смертный миг на помощь к нему примчались - к чертям собачьим
разогнаны! Да пропади он пропадом, правитель такой ненормальный! Не
стану я его шкуру больше спасать, надоело.
- Государь милостив, Андрей Васильевич, и умеет прощать
оступившихся, - осторожно возразил Друцкий.
- Юродивый на паперти пусть грешников прощает, - опять отхлебнул
вина Зверев. - А царь измену должен карать, чтобы страну не разъедала.
Измену - выкорчевывать, верность - возвеличивать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14