Это было время восхваления жизни и всех живущих, время сказать последнее «прости» тем, кто уйдет через Дверь в Вечность, и время утешиться для тех, кто останется здесь, или тех, кто еще не нашел в себе достаточно мужества приблизиться к Двери. Даже те, в ком жизнь уже едва теплилась, могли помедлить перед шагом в темноту и неизвестность — на них никто не давил, никто не проявлял нетерпения: Дверь была всегда на своем месте, там она навеки и останется. Между тем это было время Карнавала, так что ешьте, пейте, гуляйте — жизнь не кончается, завтра Шэдоуз-Фолл встретит новый день.
Леонард Эш стоял в одиночестве подле ярко раскрашенного навеса, где предлагали подогретое с пряностями вино, но чашка оставалась забытой в его руке. Он смотрел на Карнавал и наблюдал за людьми — как одни подходят, другие уходят, счастливые каждым прожитым днем, полным надежд, смысла и значения. Он мечтал быть таким же, как и они. У Эша не было будущего, и все же он старался не слишком об этом горевать, хотя порой и скучал по тихим радостям будней — по делам, которые планируются заранее, по поездкам, которых больше не будет, по встречам с людьми. Так он и проводил день за днем, довольствуясь тем, что у него было.
Эш был уже три года как мертв, но жаловаться он не любил. Подобно каждому, утратившему свою реальность, Эш слышал постоянный зов Двери в Вечность, но Шэдоуз-Фолла покинуть не мог. Пока не мог. С высоты холма он глядел вниз на толпы гуляющих горожан. В опустившихся сумерках огни улиц величественным сиянием встречали наползавшую ночь. Никто не знал, сколько городу лет, — он был старше всех городских летописей. Эш привык находить утешение в его постоянстве, зная, что лишь один Шэдоуз-Фолл неизменен в неустанно меняющемся мире. Но, умерев, Эш обнаружил в себе растущее чувство досады от сознания того, что город будет продолжать счастливую жизнь и после его ухода, не нуждаясь в нем или по меньшей мере по нему не скучая. Он-то был убежден, что его уход, когда и как только это произойдет, должен стать для города ощутимой потерей. Эш мог допустить мысль о том, что жизнь его не много значила для города, но ему нравилось думать, что его уход не останется незамеченным. Эш с горечью улыбнулся. По складу характера он всегда был одиночкой, и сейчас было чуточку поздно менять оценки. Но чтобы с радостью окунуться в карнавальную толпу и утопить свои проблемы в легкомысленной попойке — такой мысли в его голове не было. Путь себе он всегда выбирал сам, шел этим путем и отвергал помощь толпы.
Мимо проковылял человек на ходулях, пошатываясь и то и дело пригибаясь под гирляндами фонарей, натянутыми между шатрами и тентами. Сняв потертую шляпу, он поприветствовал Эша, и тот вежливо ответил ему кивком. Эш не любил долговязых. Неторопливо повернув голову, он поглядел в другом направлении и улыбнулся, разглядев тетку Салли . , покорно стоявшую перед толпой ребятишек, ее набитое соломой пузо — мешок с подарками для их шустрых ручонок. Каждый выудил оттуда по игрушке или конфетке, и все были рады. Довольная улыбка на тряпочном лице чучела была обращена к Эшу. Поднятая рука в изодранном рукаве будто бы замерла в приветствии, и Эш сухо улыбнулся в ответ. Даже в чучеле было больше жизни, чем в нем самом. Эш понял, что опять жалеет себя, но порицания за эту жалость в душе своей не нашел. Грязная работа, но кто-то должен был ее делать.
Эш огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы его отвлечь, — собственно, за этим-то он и вышел. У подножия холма йети и бигфут катали на плечах детей. Мышка из мультика, размахивая огромным крокетным молотком, гналась за мультяшным котом. А шесть разных версий Робин Гуда, устроив импровизированный турнир по стрельбе из лука, добродушно спорили о том, кто из них реальнее. Все те же лица, все как обычно — еще один вечер в Шэдоуз-Фолле.
Леонард Эш был высоким, выше среднего роста, с открытым дружелюбным лицом и волосами, которые, казалось, никогда не знали расчески. Даже в свои лучшие годы он выглядел так, будто выскочил впопыхах из дома. Глаза его — спокойные, внимательные, когда серые, когда голубые, — почти ничего не упускали. Эш жил, если этот глагол верен по отношению к нему, со своими родителями, друзей у него было мало, хотя вина в том была лишь его и ничья другая. Никогда он не был особо общительным, даже до своей смерти. Ему было тридцать два, а сейчас исполнилось бы лишь тридцать пять. Словом, внешность не особо приметная — еще одно лицо из толпы, не более. Спроси его, счастлив ли он, Эш ответил бы, что в общем-то счастлив, но с ответом бы чуть помедлил. Он смотрел сверху на шатры, на прилавки, на развлекающихся горожан — ничем вроде бы не приметный мужчина, величайшим несчастьем которого в данный момент было отсутствие партнерши на танец. Похоже, грядут серьезные перемены. И не было у него права удивляться. Ничто не вечно и в Шэдоуз-Фолле.
Неподалеку от Эша мэр Рия Фрейзер раздавала улыбки и шутки некой немолодой чете (лица ей казались знакомыми, имена — нет) и гадала, как бы поделикатнее отделаться от мужчины со смущенным лицом, который маячил рядом. Он только что прибыл в город и, похоже, не совсем понимал, что именно его сюда привело. Рия неосторожно выказала новичку сочувствие, и тот буквально ухватился за нее, как за потерянного и вновь обретенного друга. Рия в общем-то ничего не имела против, да вот только он отвлекал ее от исполнения прямых обязанностей мэра — рукопожатий и обмена любезностями. А охватить ей нужно было как можно большее число избирателей, чтобы тем самым напомнить им о грядущих выборах и о ее прекрасных достижениях на этом посту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27